– Я вообще не представляю, как жить дальше… – вздыхает он, ероша волосы.
– Мне очень жаль, я не хотела причинить тебе боль.
– Да, брось!.. – морщится чуть брезгливо, – Твои мотивы мне понятны. Ты хочешь вернуться к их отцу, иначе не рвалась бы сюда.
– Нет, Станя. Я не думаю ни о каком возвращении. Я просто не хотела больше тебя обманывать.
– Очень благородно, – хрипло усмехается и вскидывает на меня взгляд, – Я откажусь от детей через суд, если подтвердится, что они не мои.
– Да, я понимаю.
– Пусть их содержит их биологический отец.
– Я сама решу…
– По брачному контракту… – начинает он, а я его сразу перебиваю.
– Мне ничего не нужно, Стань. Я не буду претендовать, это было бы очень цинично.
Он тихо смеется и ударяет ладонью по колену.
– Ты пропитана цинизмом насквозь. Цинизмом и лицемерием.
– Хочешь чаю? – предлагаю, желая не дать его агрессии набрать обороты.
– Нет. Ничего не хочу.
В этот момент дверь детской распахивается, и из нее, весело хохоча, выбегает Ромка. Следом за ним выкатывается надувной мяч, а за мячом вылетает Арсенька. Вышедшая за ними няня замечает нас со Станисом и тут же скрывается в комнате.
– Папа!.. – кричит Рома и бежит к нам со всех ног.
Станис группируется в последнюю секунду, раскидывает руки и ловит малыша.
– Привет… – ловит мой взгляд, – Это кто?..
– Рома.
– Привет, Роман!.. – садит на колено и привычно принимается им трясти, имитируя езду на лошади.
Он хотел, чтобы его сыновья, когда подрастут, умели красиво держаться в седле. А я мечтаю, чтобы они занялись спортом.
Арс подбегает и забирается на второе колено.
Жгучий стыд затапливает меня с головы до ног. В ушах шумит.
Станис тоже теряется – ведет себя скованно и неестественно. Однако, к счастью, вскоре мальчишкам надоедает езда на «лошадке», они спрыгивают и уносятся за мечом.
– Прости… – шепчу тихо.
– Они ко мне привыкли. Не представляю, как ты будешь все им объяснять.
Я молчу, потому что не думаю, что дети заметят его отсутствие. Даже в Лондоне мы оставались без Стани на две или три недели, когда он улетал в Штаты или в Питер к родителям. После возвращения сюда, они и вовсе видели его только по выходным.
Да, я торопилась с разводом, пока мальчики маленькие.
– Встретимся завтра в лаборатории. Адрес отправлю сообщением, – говорит, поднимаясь на ноги, – Не опаздывайте.
– Хорошо.
Запахнув полы пальто, он берется за ручку, но оборачивается прежде, чем открыть дверь.
– Моя мама звонила?
– Нет еще.
– Она очень расстроена и… разочарована.
– Я понимаю.
– Она просит, чтобы ты вернула фамильные драгоценности, которые она дарила тебе на первую годовщину свадьбы.
Опаливший мое лицо жар, быстро растекается по шее и груди. Эти серьги и колье я так ни разу и надела и, конечно, собиралась их вернуть.
– Сейчас, – разворачиваюсь, чтобы немедленно принести их.
– Потом, Варя. После результатов днк, – окликает меня муж, – Мои подарки, разумеется, все останутся у тебя.
– Я все верну… обещаю.
Молча хмыкнув, он выходит из квартиры, а я бегу в ванную, чтобы остудить пылающую кожу лица холодной водой.
Я не любила, когда Станис дарил подарки. Каждый знак внимания подобного плана только усугублял испытываемое мной огромное чувство вины. Я ощущала себя самозванкой, когда приходилось надевать их.
Комплект, подаренный Мари, когда-то принадлежал ее свекрови. А еще раньше, говорят, принцессе Австрии, которая лично подарила украшения Бжезинским в знак близкой дружбы и признательности. С тех пор они передавались из поколения в поколение от свекрови невестке или от матери к дочери.
На мне эта традиция сломалась.
Умывшись и расчесав волосы, я открываю дверь ванной и натыкаюсь на Марину.
– Варя, твой телефон звонит.
Сашка.
Измученное аритмией сердце ударяется о ребра и сжимается в тревоге. Что ему нужно от меня?..
– Привет.
– Мне из-за тебя пришлось билеты на самолет поменять.
– Из-за меня? Почему?
– Потому что я не мог оставить мать в таком состоянии.
Я прохожу на кухню и, зажав телефон между ухом и плечом, наливаю в стакан воды.
– Она расстроена?
– Ты еще спрашиваешь? Она не спит и не ест. У нее давление вчера подскочило!..
– Ммм… мне жаль… – делаю несколько маленьких глотков подряд и задерживаю дыхание.
Прохладная вода прокатывается по пищеводу, и мне становится немного легче дышать.
– Тебе никого, кроме себя, не жаль, Варька. Тебе плевать на фонд и на галерею моей матери.