Зажмуриваюсь. Тяжёлое дыхание опаляет лицо, как огнедышащий дракон, ей богу. Отстраняется. Держу глаза по-прежнему закрытым. Дам любимому несколько минут пообвыкнуть с новостью, он же уже смирился, что станет отцом этого ребёнка, теперь узнал, что ещё и кровный, прекрасная же новость. Где-то слышится короткая возня, и хлопок дери, скрежет замка и тишина.
Он запер меня, сам ушёл, а меня запер. Даже не знаю смеяться или плакать. Брожу по квартире, беспардонно заглядывая во все шкафы, ищу улики, опять не знаю какие. Урчащий живот напоминает, что я не одна, и нам нужно хорошее питание.
Да, в холодильнике шаром покати. Нет, не так конечно всё печально, но явно не в стиле Степана Дмитриевича. А это что тут у нас, в фольге припрятано. Мясо. Кусок, зажаренного, в духовке, мясо, явно в наивкуснейшем маринаде. Сожру половину. Да что там, сожру весь. В конце концов, это его троглодит растёт во мне и просит кушать. По мере нагревания блюда, кухня наполняется умопомрачительными запахами. Ни в чём себе не отказываю и нарезаю к нему овощи.
Балдёж. Что, заходит папкина еда, толи ещё будет, он тебе ещё блинчики не готовил. Надеюсь, завтраком в этом отеле кормят. Блин, Дашка. Ночёвка отменяется. Не ссы мы папку с собой умыкнём, нечего без нас ночевать, жить без нас не может, вот, за язык его никто не тянул.
Глава 17
Дверной замок заскрежетал, когда во мне была уже добрая половина мяса. Я не шелохнулась, ещё чего не хватало, не барское это дело. Лишь облизала перепачканные губы. Стёпа вошёл на кухню с роскошным букетом, который небрежно бросил на стол. В тех же домашних шортах и футболке, только с накинутой курткой. Он так и ушёл, раздетый. Заболеет, будет спать на диване. Демонстративно фыркнула, запихивая в рот последний кусочек. Губы мужчины, как он не старался, разъезжались в улыбке.
Отодвигаю, тарелку, вилку и нож. Хозяин быстро переставляет пустые приборы в раковину. Достаёт из кармана куртки маленькую коробочку и ставит её на стол. Это что, мне сейчас предложения делать будут, сейчас мужчина моей мечты встанет на одно колена и спросит, согласна ли я стать его женой. Сердечно, загонной птичкой бьется о рёбра, предвкушая восторг момента. А Стёпа, открывает коробочку, берёт мою руку и бесцеремонно натягивает на палец кольцо. Это что сейчас было!
— Это, ты мне так предложение делаешь! Кто так замуж зовёт?
— Как мне о ребёнке сообщила, так и зову. — ах, ты ж гадёныш, злопамятный. — Чего тебя звать, на звался уже, хватит. На следующей неделе подадим документы в ЗАГС, в связи с твоим положением, нас быстро распишут. Я тебя злыдню знаю, неизвестно, что ещё за эту неделю, в голову придёт.
Да, мне может, всякое в голову прийти. Но всё равно обидненько. Дуюсь, разглядывая букет. Цветы красивые, цветы ни в чём не виноваты, их бы в вазу поставить, да разве у этого медведя ваза есть. Да и домой пора ехать, к Дашке.
— Ну, что надулась, я не прав.
— Прав. Но хотелось все не так, романтично хотелось, мне предложения ещё ни разу не делали.
— Хочешь, на колени встану?
— Хочу. — и он действительно становиться на оба колена, обнимая меня за талию.
— Светлана, ты выйдешь за меня замуж. Ты станешь Богатырёвой Светланой Ивановной, родишь мне детей, и мы будем жить долго и счастливо.
— В твоей интонации, как будто знак вопроса отсутствовал.
— Не придирайся. — Стёпа кладёт голову на мои колени и целует живот. — Правда, моя?
— Твой, твоя. — пол я не узнавала, и обнадёживать его не хочется. — Неужели за всё это время, ты не раз не засомневался, не догадался, что ребёнок может быть твоим.
— Ну… иногда мне приходила подобная мысль в голову, но я тебе верил.
— Так я обратного не говорила.
— Думал, сказала бы сразу, ещё в больнице. Лежу на сохранении, ребёнок твой. Но… тебе напомнить, что именно ты сказала? — вот это лучше не надо, я тогда действительно дала понять, что беременна не от него.
— Я люблю тебя Стёпа, и так боюсь. Ты только не предавай меня, ладно. — наклоняюсь, и ложусь на него. Замираем.
— Даю слово. Только ты и только я. Как и обещал. — он целует мои бедра, живот, ноги, всё до чего дотягивается. — Останешься?
— Не могу, Дашка ждёт. — поцелую перешли в покусывания, а наглые мужские руки, забрались под подол платья.
— Я так соскучился, а ты хочешь уехать.
— Ты поедешь с нами. — оттягивая голову от себя, заглядывая в глаза.
— С вами на край света.
Глаза Степы, темнели, дыханье стало более глубоким, а гулкие удары сердца участились. Большая вена на его шеи вздулась и пульсировала. Он по-прежнему был на коленях. Проворные руки, задирали всё выше край трикотажа. Я испытывала непостижимое удовольствие, от осознания, таким мужчину делаю Я. Не терпеливым, страстным, чувственным, моим. К ни го ед. нет