Пока.
Той ночью я почти не спал. А точнее, вообще не сомкнул глаз. После того, что я сделал с Софией, и как швырнул стакан бурбона в стену через весь бар, после того, как она хлопнула дверью и спряталась от меня, я убрал за собой весь бардак и ушел на оставшуюся ночь. Боялся, что натворю, если попробую лечь спать в комнате напротив ее. Я сел на байк и просто катался по Новому Орлеану несколько часов, отчаянно пытаясь выбросить из головы образы того, как она подчиняется мне.
Даже сейчас я чувствую жжение на ладонях, словно они все еще ощущают ее тепло отсюда. То, как она полностью растаяла у меня в руках, даже не пытаясь вырваться. Она позволяла мне двигать ее так, как я хотел, без сопротивления. Будто она желала того же, что и я в тот момент — быть использованной, так же, как я хотел быть тем, кто использует.
— Доктор Хейли, у вас пациент в седьмой палате. Возможно, вывих плеча
Ее приглушенный голос едва слышен, пока она пытается разбудить дежурного врача. Ее слова словно приглушены, будто что-то закрывает маленькое прослушивающее устройство в ее бейдже, но я все равно слышу ее.
Так же, как я слышал каждое слово, которое она сказала этому «красавчику», так она его назвала. Сжимаю челюсти при мысли о том, что она говорила с мужчиной, которого я не мог видеть. Этот Джоэл Маккой. Пока имя еще свежо в памяти, выхожу из TSA и быстро отправляю его Макс, прежде чем так же быстро вернуться в приложение. Мне нужен его бэкграунд-чек как можно скорее.Может, он просто лох, а может, и нет. В любом случае, я это выясню.
Я пытаюсь убедить себя, что меня волнует только ее безопасность, и я совсем не ревную. Конечно, я не завидую тому, как этот тип заставил ее смеяться или как она сбилась с толку от его внешности. Какого хрена она назвала его красавчиком? Разве она не понимает, что нельзя так говорить мужчине, если не хочешь его внимания? Мысль о том, что она флиртует, хоть и неуклюже, с кем-то, кроме меня, заставляет меня жаждать крови, хотя я не имею на это никакого права.
Софи мне не принадлежит и никогда не будет принадлежать. Она свободная женщина, и может проводить сколько угодно времени с другими мужчинами. Но даже когда я стараюсь убедить себя в этих словах, что-то внутри меня воет в ответ.
Эта тупая первобытная часть внутри меня рычит, что я ошибаюсь. Что она моя, просто еще не поняла этого. Эта темная сторона жаждет сделать с ней то же, что и в прошлый раз, только куда больше. И эта моя часть не хотела, чтобы я останавливался.
Этот тупой первобытный зверь хотел, чтобы я притянул ее губы к своим и наказал за все те годы, что она нас обоих мучила. У меня потекли слюнки от желания попробовать ее язык, прежде чем согнуть ее до того, что она сломается. Перевернуть ее, усадить на барную стойку, сорвать с нее эти долбаные скрабы и полностью ее сожрать. Первый вкус ее мокрой киски был бы словно пламя ада после долгих лет в ледяной пустыне. Она бы сожгла меня до основания своим белым огнем, когда все, что я знал до этого — это мрачный холод.
Но та часть меня, что еще оставалась разумной, остановила меня, прежде чем я переступил черту. Этот крохотный кусок моего сознания вернул меня в реальность, не дав мне не только полностью разрушить ее, но и испортить отношения с ее братом. Лиам никогда бы меня не простил, если бы я запятнал ее невинность своей гнилой душой.
И даже сейчас, обдумывая возможные последствия, я замечаю, что мне все меньше и меньше плевать на возможные проблемы. Не пойми неправильно, я бы не хотел бы потерять ту связь, что сложилась у нас с Лиамом за все эти годы. Просто есть что-то в этой маленькой вредине, что не дает мне ее выбросить из головы, а желание выебать ее и выбить из системы становится все сильнее.
Эта неделя была сущим адом. С тех пор как я хоть немного попробовал ее на вкус, я сгораю от желания получить еще. Только благодаря тому, что я загружаю себя делами, мне удается держаться подальше. Между поисками через свои криминальные связи, пытаясь найти хоть какую-то зацепку о том, где скрывается Маттео, и безуспешностью в этом, а также ремонтом одной из квартир над мастерской, я вымотал себя до предела, лишь бы держаться подальше от нее. Но несмотря на все мои усилия отвлечься, мысли неизбежно возвращаются к ней.
Я не знаю, в чем дело — то ли она буквально сложена, как чертова влажная мечта, то ли в том, что ей абсолютно похер на то, что она выводит меня из себя. А может, все из-за того, что она как будто та самая недостающая половина меня. Та, которую я потерял, когда мой отец перерезал ей горло и похоронил ее в холодной, пустой земле. Может, на каком-то подсознательном уровне я всегда искал ту маленькую искру надежды, которую у меня тогда отобрали.
А что, если Софи — это и есть та самая надежда? Неужели я действительно готов просрать озможность снова стать целым?
О чем, блять, я думаю? Конечно, я отпущу эту чертову одержимость Софи. Все причины держаться от нее подальше все еще верны. Я ей не пара, как и никому другому. Во мне сидит что-то темное, что не предназначено для радости. Если я поддамся своим чертовым желаниям, то получу только ебучее удовлетворение и разнесу ее к хуям. Я погублю ее.
Я могу ныть и жаловаться, что она меня бесит, но по факту, мир держится на таких, как она. А я просто гребаный ублюдок, который только и ищет, как бы затушить ее свет ради своих грязных прихотей.
Провожу рукой по лицу и смотрю на часы. Уже пять утра — время, когда Софи заканчивает свою смену. Отлично. Хотя я и не рядом с ней, все равно хочется сбежать. Бежать куда-то далеко, чтобы мои грязные, пропитанные похотью мысли наконец-то заткнулись на хрен.
Из динамика доносятся приглушенные слова, скрытые под кожаным жилетом. И я уже собираюсь достать телефон, когда вижу, как на парковку заезжает черный Audi. Фары бьют прямо в меня, и тачка целенаправленно катит в мою сторону.
Не задумываясь, я тянусь к пояснице и поднимаю футболку. Ладонь скользит по горячей коже, пока пальцы не касаются холодного металла. Тяжесть моего Глока — это то самое чувство комфорта, которого мне не хватало, и я сжимаю рукоятку.
Машина все ближе, пока не останавливается прямо передо мной. Фары почти слепят, когда я пытаюсь разглядеть, кто за рулем. Когда двигатель глушат и свет гаснет, рука почти сама тянется достать ствол.