Она выгибается и пытается подтолкнуть мою руку бедрами, не используя слова. Но это так не сработает.
— Хочешь, чтобы я довел тебя до конца, мелкая? — шепчу я, опускаясь ниже, раздвигая ее киску пальцами, пока едва касаюсь пульсирующего клитора.
— Пожалуйста, — хнычет она, ускоряя движения игрушкой. Она уже на грани, готова сорваться с вершины в это блаженство. Ее стоны становятся громче, и я сжимаю ее щеки пальцами, заставляя замолчать, пока она не начала орать. Слезы выступают на ее глазах, но я знаю, что это не от грусти. Одна из них скатывается вниз по щеке, и я наклоняюсь, чтобы слизнуть ее.
— Ммм, — напеваю я, прежде чем снова взглянуть в ее шоколадные глаза. — На вкус как отчаяние. Посмотри на себя, — шепчу я у ее губ, одновременно начав тереть ее клитор, отодвигая вибратор в сторону. — Ты вся извиваешься, стонешь и умоляешь мужика, которого ненавидишь, заставить тебя кончить. — Я ускоряю круговые движения вокруг ее набухающего бутона, все быстрее и быстрее.
— Скажи мне, как сильно ты этого хочешь, — рычу я и хватаю ее за руку, останавливая ее движения с игрушкой. Она дергается подо мной, ее стон полный разочарования. Морщинка между ее бровями появляется, когда она хмурится, смотря на меня. Когда она ничего не отвечает, я отпускаю ее щеки и резко шлепаю ее. Ее глаза широко распахиваются, она удивленно ахает, а я снова хватаю ее за лицо, сжимая еще сильнее. Ее грудь дергается, словно я выбил у нее дыхание. Я ударил ее не слишком сильно, но достаточно, чтобы привлечь все ее внимание и показать, что я не играю.
Я сжимаю ее лицо так, что ее губы выпячиваются ближе к моим. Провожу языком по их контуру и тихо усмехаюсь. Хотя она никогда в этом не признается, ей нравится, как я унижаю ее таким "сладким" образом. Я чувствую, как ее киска сжимается вокруг игрушки, подтверждая это без слов. Мой взгляд заперт на ее глазах, где огонь горит где-то глубоко в темных шоколадных орбитах.
— Умоляй меня трахнуть тебя этой игрушкой, La Mia Alba, — шепчу я, сжимая ее руку и медленно двигая игрушку обратно в ее горячую плоть, чтобы снова вытащить. Ее пальцы дрожат в моей хватке.
— Хочу, чтобы ты рыдала для меня, мелкая. Умоляла, как нуждающаяся шлюшка, которой ты и являешься, — ухмыляюсь я, глядя на стонущую и извивающуюся подо мной.
— П-пожалуйста, Деклан. Я сделаю все, только заставь меня кончить, — ее слова искажены моим хватом, но я слышу ее мольбу. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — она выдыхает свое похотливое заклинание. — Я никогда не чувствовала ничего настолько приятного, пожалуйста, не останавливайся, — ее тело дрожит подо мной, голос вибрирует от того, как сильно она меня умоляет. Я ухмыляюсь и вгоняю вибратор до упора, резко увеличивая скорость. Она вскрикивает и зажмуривается от вторжения.
— Нет, — рычу я и снова шлепаю ее, прежде чем сжимаю ее шею. Ее глаза тут же распахиваются. Ее щека слегка порозовела, что заставляет мой член так сильно пульсировать, что кажется, я взорвусь прямо сейчас. — Смотри мне в глаза, когда я тебя трахаю. Будь то игрушка, пальцы или мой член — ты не отводишь глаз от меня, — резко приказываю я.
Я яростно двигаю вибратор, заставляя его работать на максимальной скорости, ревнуя к тому, как глубоко он в ней сидит. Но я продолжаю. Легкий слой пота появляется у нее на лбу, рот приоткрывается, когда из ее горла вырывается крик. Она близка, я это чувствую.
— Кто заставляет тебя кончить? — грубо выплевываю я.
— Ты! — стонет она.
— Скажи мое чертово имя, как хорошая шлюшка, — требую я, надавливая игрушкой так, чтобы она прямо терлась о ее точку G. Как только ее глаза затуманиваются, я знаю, что она вот-вот сорвется. Ее тело содрогается в конвульсиях, а звук ее оргазма, льющегося из киски, почти заставляет меня упасть на колени, чтобы попробовать ее вкус.
— Деклан! — кричит она, и в этот момент я резко прижимаю свои губы к ее, прерывая ее страстные стоны, которые по праву принадлежат мне.
Я пробиваюсь языком сквозь ее губы, когда она открывается для меня, и вкус ее сводит меня с ума. Если раньше я не был на нее подсажен, то теперь окончательно стал гребаным наркоманом. Ее язык борется с моим — толчки, укусы, посасывания. Я не останавливаюсь, даже когда она выдергивает руку и пытается меня оттолкнуть. Я продолжаю, заставляя ее сорваться в еще один охренительный оргазм. Я трахаю ее ртом так же жестко, как игрушкой.
Когда ее дрожь наконец спадает, я выдергиваю мокрую игрушку из ее текущей киски. Оторвавшись от ее губ, выключаю вибратор и подношу его к своему рту. Я специально делаю так, чтобы она видела, как я провожу языком от основания до кончика.
— Ебать, — рычу я, когда ее вкус взрывается у меня на языке. Она на вкус как чертов спасительный дождь после гребаной пустыни.
Этот первый вкус сводит меня с ума, и теперь все, что мне нужно — это разорвать на себе одежду и вгрызться в ее мокрую плоть. Я хочу почувствовать, как ее горячая киска сжимает мой член, как тиски.
Но когда я смотрю на нее, полностью истощенную после ее гребаного оргазма, встречаюсь не с ее карими глазами. Вместо этого на меня уставились холодные, мертвые голубые глаза. И вместо загорелой кожи я вижу бледные, окровавленные останки прошлого, сверлящие меня взглядом. Резко втягиваю воздух, как будто меня душат, и зажмуриваюсь, когда воспоминания о женщине, которую я убил, начинают атаковать меня.
Я отступаю назад, чувствуя, как кровь отливает от лица. Какого-то хрена мне удается остановиться и не зайти дальше. Ярость и ужас обрушиваются на меня, когда я смотрю на Софи, дыша тяжело, как будто мне не хватает воздуха. Мои руки трясутся, ноги готовы унести меня подальше. Я резко отворачиваюсь от нее, чувствуя, будто мою душу рвет на куски.
Заставляю себя выкинуть из рук этот чертов вибратор и бросаю его на кровать между ее ног. Как будто кто-то другой управляет моим телом, я отворачиваюсь от единственной женщины, которую жаждал так сильно, и быстро выхожу из комнаты.
— Деклан? — слышу я, как она садится на кровать, произнося мое имя словно молитву. Всего одно слово, и я понимаю: если уйду сейчас, она возненавидит меня навсегда. Она невероятно уязвима в этот момент, и если я просто выйду за дверь, прощения не будет. И впервые с момента нашей встречи что-то внутри меня орет, чтобы не дать ей возненавидеть меня. Глубоко внутри, в том месте, что не затянуто тьмой, бушует крик: не допусти этого. Но я не могу этого позволить.