Когда я пришла на работу прошлой ночью, я избегала Майлза как чумы. В основном потому, что не хотела разговаривать, но частично еще и из-за того, что не хотела рассказывать ему, что случилось с Декланом вчера. Если бы я рассказала, он бы не давал бы мне покоя месяцами.
— Ну тогда вызови кого-нибудь с психиатрии, потому что мне срочно нужен врач. Я четко видел, что видел, — настаивает он, скрестив руки на груди и упрямо оставаясь при своем мнении.
Я закатываю глаза.
— То, что ты видел, — это просто мужчину, которого только что пырнули ножом и который вел себя как идиот в приемной. Обычное дело для ночи во время Марди Гра, — резко возражаю я. Я знаю, что Майлз хочет как лучше, но последний раз, когда я прислушалась к его нелепым мыслям по поводу моей личной жизни, его теория оказалась настолько болезненно ошибочной, что я запомню это до конца жизни. Только последствия его ошибки пришлось чувствовать не ему, а мне. И я точно не готова снова пережить подобные последствия его очередных заблуждений.
Майлз качает головой и отталкивается от дверного косяка.
— Ты не видела его лицо, когда он увидел, как ты все еще болтаешь с тем чуваком, который принес цветы. Я знаю, как выглядит одержимый мужик, когда вижу его.
Его слова заставляют меня задуматься, и я мельком смотрю на Деклана, который медленно приходит в себя. Он снова стонет, беспокойно двигает ногами, его пальцы вцепляются в одеяло, и он что-то бормочет себе под нос. Я даже не замечаю, что начинаю улыбаться, пока Майлз не фыркает, возвращая мое внимание к нему.
— Ох, девочка, у тебя все совсем плохо, — заявляет он, и я хмурюсь. Он поднимает руки в знак капитуляции и отступает назад. — Я просто говорю, что вижу, детка. Но если бы я был на твоем месте, — он указывает на Деклана, и я вынужденно изображаю равнодушие, — мне было бы, блин, чертовски любопытно, чего хочет от меня этот сочный эклерчик. И я бы с удовольствием дала ему это…стоя на коленях.
Меня моментально захлестывает раздражение, и я превращаю хмурый взгляд в откровенно злой на своего так называемого друга. Я уже готовлюсь сказать ему, куда засунуть свое любопытство, когда Деклан начинает бормотать.
— Софи...
Я закрываю глаза на мгновение, стараясь игнорировать то выражение лица, которое, я уверена, Майлз сейчас на мне ловит. Но его громкий смех все равно пробивает меня через стыд.
— Ага, — смеется Майлз, замолкая, когда Деклан снова тихо произносит мое имя. — Ничего, кроме холодного презрения, прямо как ты говорила.
— Выметайся отсю... — начинаю я, чтобы отчитать Майлза, но Деклан внезапно резко выкрикивает:
— Софи! — его голос становится громче, и я подпрыгиваю на стуле, вскидывая на него взгляд. Он сонно хватает одеяло, сбрасывая его с ног, и пытается сесть на край кровати.
Не обращая больше внимания на хихикающего Майлза, я быстро поднимаюсь со стула и подбегаю к Деклану. Его босые ноги свисают с края кровати, а он слепо шарит вокруг, громче и громче выкрикивая мое имя.
— Я здесь, — торопливо говорю я, кладя руку ему на плечо.
Он вздрагивает от моего прикосновения и резко хватает меня за запястье. С дикой силой он тянет меня к себе, заставляя мое плечо взвыть от резкого движения. Я спотыкаюсь, почти падая на его колени. Стабилизировавшись, я упираюсь другой рукой в его неповрежденное бедро. Его глаза, покрасневшие и полные отчаяния, мечутся по моему лицу. Но как только он, похоже, понимает, кто перед ним, его черты смягчаются, и он отпускает мое запястье.
Однако, как только я пытаюсь выпрямиться и отойти от него, он неуклюже хватает меня за бедра и тянет обратно к себе. Я слишком ошеломлена, чтобы сопротивляться, когда он притягивает меня между своих разведенных ног. Громкий свист моего дыхания сам удивляет меня, когда его пальцы начинают блуждать по моим бокам, пока не вцепляются в мою задницу. Затем он зарывает лицо между моих грудей, тяжело дыша, прижимаясь ко мне.
— Чертовы лепестки роз, — бормочет он, его слова приглушены моей футболкой. Его низкий рык проникает прямо в мое нутро, пульс начинает биться в горле, а его руки продолжают мять мою задницу, сжимая и дергая меня вперед-назад. Из меня почти вырывается стон, пока я не осознаю, что нахожусь на работе, а Майлз все еще наблюдает.
Как по сигналу, Майлз снова хихикает у дверей.
— Оставлю вас наедине, — смеется он, хватаясь за занавеску, чтобы закрыть ее. — Кстати, я поставил твои цветы в вазу на посту медсестер, чтобы они не завяли, — он подмигивает мне и закрывает занавеску.
Ты совсем забыла про Джоэла и его цветы, да?
Я игнорирую внутренний голос, прочищаю горло и осторожно кладу руки на плечи Деклана, пытаясь оттолкнуть его от себя. Он явно не в себе и не понимает, кого лапает.
— Деклан, — пробую я снова.
— Если бы я принес тебе цветы, ты бы так же мне улыбнулась? — бормочет он, слова все еще приглушены моей грудью.
Я замираю, пока он продолжает тереться о меня. Как он вообще мог видеть, что я улыбалась? К тому времени, как он ввалился в приемную, я уже собиралась вежливо отказаться от предложения Джоэла, а не улыбаться ему. Должно быть, он бредит от действия седативного. Ему нужно лечь обратно, пока он не разорвал швы.
— Давай, — я отстраняю грудь от его лица, но он все еще цепляется за мою задницу. — Пора возвращаться в кровать, Казанова.
Он мотает головой, но наконец позволяет мне его отодвинуть.
— Брат как-то сказал мне, что цветы девушке дарят только тогда, когда от нее что-то нужно, — бормочет он, неуклюже отодвигаясь назад на кровати.
Его слова снова заставляют меня остановиться.
— Я не знала, что у тебя есть брат, — пробормотала я больше себе, чем ему.
Он хмыкает в ответ и возвращается на кровать.
— Ты многого обо мне не знаешь, мелкая, — его голос звучит яснее.
Я пытаюсь не зацикливаться на его словах. Конечно, я мало о нем знаю. Каждый раз, когда я пыталась с ним поговорить, все заканчивалось идиотской ссорой. Сложно узнать кого-то поближе, когда все, чего он хочет, — это поорать на тебя.
— Почему бы тебе не рассказать мне что-нибудь еще, чего я не знаю? — спрашиваю я, понимая, что играю с огнем, пока наркотики постепенно покидают его. Наверное, это неправильно — использовать его в таком уязвимом состоянии, но я не могу упустить шанс. Это, возможно, единственный способ узнать что-то новое о нем, а сама мысль об этом странным образом меня радует.