Он фыркает и хмурится, по-идиотски глубоко, как будто злится на воздух. Этот вид заставляет меня прикусить губу, чтобы не рассмеяться.
— Я бы подарил тебе одно из этих твоих гребаных домашних растений. Ты ненавидишь цветы, — он морщит нос с отвращением, заставляя меня улыбнуться. — Цветы это банальщина и они быстро умирают. Я никогда не дарил девушкам цветы. Даже Алане, — голос у него срывается, становится неразборчивым.
Моя улыбка гаснет, когда я замираю, не уверенная, правильно ли услышала. Он знает, что я предпочитаю комнатные растения цветам? Я и не подозревала, что он так внимательно ко мне присматривался. С чего бы ему? Он не раз давал понять, что ему на меня плевать. Так если это правда, откуда ему знать, что я люблю, а что нет?
И кто такая Алана? Логично, что у него были другие женщины, но я никогда не слышала, чтобы он упоминал кого-то по имени. Хотя я не имею ни малейшего понятия, кто эта бывшая пассия, волна ревности накатывает на меня, когда я слышу, как он произносит ее имя. Я пытаюсь подавить это чувство и забыть о другой женщине, пока он продолжает говорить, как будто ее имени не было вовсе.
Его тонкая больничная рубашка мало что скрывает, пока я помогаю ему снова лечь. Я стараюсь не смотреть на внушительную "палатку", которая образовалась в ткани, когда он наконец ложится, и как можно быстрее натягиваю на него одеяло. Даже этого беглого взгляда на его возбуждение достаточно, чтобы моя кровь закипела.
Как только он ложится, я проверяю его повязки, чтобы убедиться, что швы не разошлись. Доктор Хейли уверил меня, что все будет нормально. Хотя мы до сих пор не знаем, как его ранили, того, кто это сделал, можно похвалить — он избежал всех крупных артерий. Деклан будет пару дней опухшим и будет страдать от боли, но кроме легкой хромоты, никто не заметит, что что-то не так.
Он становится все более беспокойным, пока я проверяю швы. Все на месте. Он дергает рубашку на груди, обнажая загорелую, покрытую татуировками кожу, прежде чем я возвращаю ткань на место.
— Умоляю, оставь рубашку на себе. Мария и так чуть не словила сердечный приступ в прошлый раз, — я с трудом сдерживаю улыбку, глядя, как он хмурится.
— Что, блядь, произошло? — спрашивает он, его глаза наконец начинают очищаться от остатков сна и дезориентации.
— 10 миллиграммов Галдола, — говорю я, заправляя одеяло обратно на его перебинтованное бедро. Когда поднимаю взгляд, он смотрит на меня, как будто я заговорила на другом языке. Я кидаю ему пустой взгляд. — Ты вел себя как придурок, так что доктор вколол тебе транквилизатор в задницу.
Он тяжело вздыхает, проводя рукой по лицу и отчаянно растягивая свои щеки и глаза, что заставляет меня усмехнуться. Его фиолетовые глаза на мгновение наполняются чем-то похожим на сожаление, прежде чем он роняет руку себе на колени.
— Все нормально. Выспишься — и все будет в порядке, — уверяю его. Когда он уже укрыт и лежит спокойно, я поворачиваюсь, чтобы уйти. Но как только делаю шаг, его рука неожиданно мягко хватает меня за запястье. На этот раз его хватка удивительно нежная, и он тянет меня ближе к кровати.
— Останься, — тихо шепчет он, и что-то сжимается у меня в груди. Его глаза смягчаются, когда он смотрит на наши руки. Его пальцы начинают нежно рисовать маленькие круги на внутренней стороне моего запястья, и тут он делает то, чего я вообще не ожидала. Он произносит:
— Пожалуйста, — настолько тихо, что я почти думаю, будто мне это показалось, пока не вижу мольбу, отражающуюся в его темном взгляде.
Я только молча киваю, и сажусь на край его кровати. А потом, удивляя саму себя, позволяю ему снова обнять меня и притянуть к себе. Его руки обвивают мою талию, заставляя меня обхватить его шею, чтобы он мог снова зарыться лицом в меня. Вскоре его щека прижимается к моей груди, и его голова поднимается и опускается в такт моему дыханию. Я точно знаю, что он слышит, как сумасшедше колотится мое сердце. Мои пальцы дрожат, когда я неуверенно хватаюсь за его предплечье, обвившее мой живот. Его дыхание постепенно становится ровнее, и вскоре сон снова одолевает его.
Я не должна этого делать. Не должна потакать его потребности в человеческом тепле. Но сейчас я не могу иначе. Последние сутки я чувствовала только стыд и ненависть к себе, и сейчас мне нужен этот момент, чтобы снова почувствовать свою ценность. Даже если это тепло исходит от того, кто и заставил меня чувствовать себя так, мне слишком хорошо, чтобы это игнорировать. Его тепло и аромат окутывают меня, и я снова таю в его объятиях. Я больше не могу бороться с ощущением, что все это правильно.
И даже если я знаю, что для меня все это плохо закончится, даже если понимаю, что в его руках находится вся власть, чтобы полностью меня разрушить, я позволяю ему найти утешение в моих объятиях. И делаю то, что никогда не считала возможным: я нахожу утешение в руках своего врага.
Глава 15
ДЕКЛАН
Внедорожник качает из стороны в сторону, когда водитель наезжает на очередную сраную выбоину на дороге, и я снова чувствую, как ногу пронзает боль. Прошло два дня с того момента, как я воткнул себе нож в бедро. Два дня, чтобы осознать, какой я еблан. Я до сих пор не понимаю, что за хуйню я творил тогда. Я не только работу подставил, но и безопасность Софи. Надо было просто отпустить, но я так захлебнулся своей ревностью, что не смог продумать последствия. Я просто знал одно — нужно было забрать Софи подальше от этого высокого богатого красавчика, который явился к ней с цветами в три утра.
Как будто так нормальные мужики ведут себя, когда хотят кого-то пригласить на свидание.
Нога сегодня болит из-за того, что, хотя в больнице меня обкололи обезболивающими, я отказался принимать хоть что-то, пока не закончим сегодняшний налет. Сегодня мы идем зачищать логово Маттео — или хотя бы то место, где, по нашим предположениям, он прячется.
Несмотря на то, что я надавал Джимми люлей два дня назад, это не значит, что он не мог сдрейфить и настучать нашему объекту. Тем самым мы могли спалить операцию и потерять элемент неожиданности. Конечно, было бы умнее выдвинуться сразу, как только мы получили информацию, но нам нужно было время, чтобы подготовиться и собрать всех.