— Нет, — он качает головой, тихо посмеиваясь. — Нет, я определенно имею в виду, что он залип в том смысле, что влюблен, одержим, переполнен желанием сделать тебя своей, — его темные глаза скользят по моему телу в оценочном взгляде, заставляя мои щеки загореться от жара. — Залип, — добавляет он с равнодушным пожатием плеч, как будто не только что потряс меня своими откровениями.
Деклан одержим мной? Ну уж хрен там. Как это вообще возможно, если он раз за разом демонстрировал, насколько меня презирает, с каждой злобной репликой, которую только успел выкинуть?
Хотя, его поведение в больнице явно намекало на что-то другое, и ты это знаешь. Голос в моей голове нашептывает. Я мотаю головой, стараясь его игнорировать.
— Как сильно ты ударился головой? Может, тебя проверить на сотрясение, пока я зашиваю твой лоб? — спрашиваю я, ставя руки на бедра, бросая вызов. — Деклан никогда не говорил мне ничего доброго.
— Ах, — он делает шаг вперед и хватает меня за руку, отрывая ее от бедра. Его большой палец нежно скользит по тыльной стороне моей ладони, отправляя по всему телу волну мурашек.
Мне это нравится?
Я вздрагиваю от своих мыслей. Не может быть, чтобы меня привлекал брат Деклана. Просто он так на него похож, что мой мозг слегка сбоит, обманывая меня, заставляя думать, будто это сам Деклан наконец-то касается меня так, как я только могла представить.
Но это не Деклан, и мне нужно об этом помнить.
Его глаза ловят мои, когда он тянет меня ближе, мои ноги нехотя делают шаг вперед, подчиняясь его движению.
— Страсть может проявляться по-разному, Софи, — он выделяет каждую букву моего имени, заставляя мой взгляд скользнуть на губы, те самые, от которых я так жду внимания.
Он улыбается:
— Иногда она выражается в плотских, чувственных удовольствиях, — его темные глаза задерживаются на моем горле, когда я нервно сглатываю. — А иногда — в резких словах, которые обжигают, как острые языки. Хотя на самом деле слова — последнее, что нам хочется ощущать на языке.
Его слова звучат так поэтично, что мое тело реагирует на них с какой-то странной, непонятной мне самой путаницей.
Он качает головой и тянет мою руку еще ближе. Я мгновение думаю, стоит ли выдернуть ее, когда он поднимает ее к губам, но в итоге заставляю себя смотреть. Его фиолетовые глаза снова встречаются с моими, прежде чем он прижимает свои губы к тыльной стороне моей руки. Для такого грубого на вид мужчины его губы удивительно мягкие. Он целует мою руку, а затем ухмыляется:
— Мое имя — Ромео Морелли. Очень приятно наконец-то познакомиться с тобой, Софи Сантос, — подмигивает он мне, не спеша отпускать мою руку. По крайней мере, пока кто-то не врывается между нами.
И этот кто-то — Деклан.
Я не успеваю ничего сказать, как он толкает своего брата назад, прижимая к барной стойке. Бокалы, стоящие внизу, громко дребезжат, когда Ромео ударяется о старое дерево, встречаясь с жестким взглядом Деклана.
Плечи Деклана напряжены, а кулаки сжаты так сильно, что его ладони наверняка требуют передышки. Его ноздри раздуваются с каждым тяжелым вдохом, и он смотрит на своего брата так, будто тот — самая большая угроза в этом здании.
— Я сказал держаться от нее подальше, мать твою, — рычит Деклан, бросаясь к брату. Он хватает его за грязную, окровавленную рубашку и резко подтягивает вперед, будто тот ничего не весит. Мое сердце начинает биться быстрее, и я кидаюсь к его руке, пытаясь остановить, прежде чем он нанесет удар. Мне едва удается удержать его до того, как его кулак встретится с уже избитым лицом Ромео. Тот поднимает руки в воздух, но я все равно замечаю легкую ухмылку на его губах, которая только подливает масла в огонь, что пылает внутри Деклана.
— Мы просто разговаривали, Fratellino, — спокойно произносит Ромео, гораздо увереннее, чем можно ожидать от человека в его положении.
Я тяну за толстую кожаную жилетку Деклана, чтобы привлечь его внимание.
— Ромео нужны швы, Деклан. Тебе нужно остановиться прямо сейч...
Он резко поворачивает голову в мою сторону, сверля меня взглядом, предназначенным только для меня.
— Значит, ты теперь на "ты" с моим братом? — рычит он.
От его слов во мне закипает злость. Я сужаю глаза, бросая ему вызов.
— А что, мне нельзя знакомиться с новыми людьми? Я не думала, что это такой большой, мать его, секрет. Ты же разговариваешь, как чертов монах, так что кто-то должен был сказать мне его имя. Не понимаю, почему ты вообще скрывал его от меня, — резко отвечаю я.
Теперь он отворачивается от брата, полностью повернувшись ко мне с выражением ярости, которое я не могу до конца понять. Его фиалковые глаза буквально светятся от злости.
— Потому что это не твое чертово дело, мелкая, — рычит он. — Ты хоть раз задумывалась, что я скрываю такие вещи для твоего же блага?
Я хмурюсь, сжимаю зубы от раздражения.
— Что это значит? Что еще ты скрываешь от меня, Деклан? Это как-то связано с тем, что Ли чуть не умер сегодня? — выпаливаю я. Почему он думает, что скрывать что-то от меня — это для моего же блага? Если он лжет о чем-то, что касается меня, я имею полное право знать.
И вдруг, будто по щелчку, вся злость исчезает с его лица. Брови опускаются, а губы сжимаются в тонкую линию. В его фиалковых глазах больше нет той ярости, и это настолько внезапно, что меня захлестывает недоумение.
— Этот разговор закончен, — говорит он ровным, бесцветным голосом и, проходя мимо, пытается уйти. Но черта с два я позволю ему просто уйти и закрыться. Я хватаю его за руку и тяну обратно.
— Нет, ты не можешь просто взять и уйти от меня! — кричу я ему в спину. Он продолжает двигаться, но я не отпускаю. Я вцепилась в него, мои босые ноги скользят по полированному полу, и меня тащит за ним. Звук моих ступней по полу привлекает внимание всех, кто находится в комнате. Мне должно быть стыдно за эту сцену, но я слишком зла, чтобы хоть что-то чувствовать. — Остановись и скажи, что ты от меня скрываешь. Начнем с того, почему ты не хотел, чтобы я узнала о твоем брате?
Внезапно он резко поворачивается, и я теряю равновесие. Я падаю назад, но он ловит меня прежде, чем я успеваю рухнуть на пол. Весь воздух вылетает из моих легких, когда его руки хватают меня за талию и вдавливают в полки с алкоголем. Мое сердце подскакивает в горло, когда он нависает надо мной, фиксируя мой взгляд своим жестким, полным презрения взглядом. Маска безразличия исчезла, уступив место абсолютной и полной ненависти.