Он предупреждал меня, что не знает, что такое скромность, угрожал, что станет моей погибелью. Возможно, это были бредни сексуально обезумевшей женщины, но я хотела, чтобы он забрал меня себе и никогда не отпускал, несмотря на его моральные принципы. Я жаждала, чтобы он выполнил свое обещание испортить меня для всех остальных. Кто бы мог подумать, что быть "запятнанной" может быть так чертовски приятно?
Это странно. Впервые за всю мою взрослую жизнь я не переживаю о том, что это все было чертовски не правильно. Для меня это совершенно новый образ мышления — не чувствовать вины или стыда за то, что позволила мужчине, которого едва знаю, трахнуть меня. За то, что позволила темным и извращенным словам, которые он шептал, полностью захватить и увлечь меня. Тот голос в голове, который всегда отговаривал меня от этого, замолчал с тех пор, как все произошло. Будто даже он понимает, как сильно мне это было нужно — принять себя полностью, с тем, кто я есть и что мне нравится.
Желание быть униженной и наслаждаться всеми видами разврата — это то, что я жажду, и я больше не хочу чувствовать за это стыд. Теперь бы еще убедить этого мужчину, которого я хочу так же сильно, как и то дерьмо, что он делает со мной, пойти на это.
Когда все закончилось, когда он наконец разрушил ту странную связь, в которой мы оказались, он медленно вышел из меня и аккуратно поставил на ноги. Помню, как я пошатнулась, а он поддержал меня, когда усталость окончательно высосала последние силы. Он не отводил взгляда, пока поправлял на мне платье и убирал весь тот хаос, что оставил после себя, даже взяв свою скинутую рубашку, чтобы вытереть остатки моего возбуждения, вытекающие из меня.
Я ждала того момента, когда он снова замкнется. Ждала, когда его маска снова вернется на место и из его рта начнут срываться злые слова. В конце концов, каждый раз, когда он касался меня в прошлом, он быстро отстранялся после этого, отталкивая меня прочь. Но, по какой-то причине, в этот раз все было иначе.
На этот раз его глаза не погасли, когда он проводил меня до моей комнаты. Его губы не скривились в жестокой усмешке, когда он нежно поцеловал меня и уложил в постель. Не было резких слов, когда он крепко держал меня в своих объятиях, пока я не уснула. На самом деле, не было сказано вообще никаких слов. Когда я проснулась на следующее утро и не нашла его в кровати, я задумалась, было ли это на самом деле. Если бы не боль, оставшаяся после, я бы точно решила, что все это было каким-то жарким сном.
Так что, даже если я его с тех пор не видела, я наслаждаюсь этой легкой болью, которую до сих пор смутно чувствую. Она напоминает о том моменте, когда Деклан Морелли показал мне кусочек своей души — не только ее красивую часть.
Мне нужно поговорить с ним. Понять, испытывает ли он то же, что и я. Но, в своем стиле, Деклан снова исчез, как призрак.
Это, блин, его фишка — исчезать, когда все становится слишком реальным.
Так что, вместо того чтобы биться головой о кирпичную стену, которой и является Деклан, я решила занять свой ум чем-то другим, чтобы не думать о нем. И прямо сейчас мое занятие — это попытка вытащить ключи Лиама с крючка у двери.
— Эм, ты куда это собрался? — выпаливаю я, вскакивая с кресла и бросая рубашку на подлокотник, прежде чем подхожу ближе. — В таком состоянии ты точно не можешь водить, — заявляю я.
Его хмурый взгляд становится еще злее, когда я тянусь за ключами, но он отступает и прячет их за спиной. Он толкает меня за плечо, заставляя сделать пару шагов назад, и его губы сжимаются в тонкую линию, а темные глаза сверлят меня взглядом.
— Ах-ах-ах, — одергивает он меня. — Мы оба знаем, как это закончится, Соф, — снова толкает меня, когда я подпрыгиваю, пытаясь достать ключи. — Единственное, от чего я страдаю, — это от скуки. Я поеду прокатиться.
Поняв, что в этой битве я быстро проиграю, я меняю тактику. Громко выдохнув, ставлю руки на бедра и поворачиваюсь к Тейтум с видом полного негодования. — Ты что, просто позволишь ему уйти? Он может легко попасть в аварию, разорвать свою рану и истечь кровью на чертовом шоссе, — рычу я.
Тейтум резко поднимает взгляд от журнала. Ее глаза расширяются, она швыряет его на пол и быстро разворачивается в кресле. Я нахмурилась, не понимая, что происходит, когда она начинает оглядывать комнату, будто что-то ищет. Лиам тихо хихикает за моей спиной, пока я сверлю взглядом эту фиолетововолосую сумасшедшую.
— Ты что творишь? — ворчу я, чувствуя, как с каждым словом мое терпение тает.
Она наконец поворачивается ко мне, снова расслабляется в кресле и встречает мой взгляд. В ее темных глазах пляшет смех, и она улыбается.
— Я пытаюсь найти того, к кому ты обращаешься, потому что точно знаю, что ты не думаешь, будто я собираюсь вмешиваться в этот срач, — говорит она, поднимая брови и показывая пальцем на меня и Лиама. — Я не настолько глупая, чтобы встревать в разборки между братом и сестрой. Вы два упрямых осла справляйтесь сами.
Жар вспыхивает на шее, пока Тейтум усмехается и поднимает журнал с пола. Одним плавным движением она его открывает и снова находит нужную страницу. Я поворачиваюсь к улыбающемуся Лиаму и открываю рот, чтобы что-то сказать, но он перебивает меня еще до того, как я успеваю произнести хоть слово.
— Да хорош, Соф, со мной все в порядке, — говорит он, раскидывая руки в стороны и делая нелепый круг передо мной. Я сжимаю зубы, прищуриваюсь, а он ставит свои здоровые руки мне на плечи и слегка трясет меня. — Что случилось с моей холодной сестрой? С той, которая залатает меня, а потом забудет, что я вообще существую, до следующего раза, пока я снова не облажаюсь? — смеется он.
Его вопрос бьет прямо в живот. Что случилось с той девчонкой? Не могу даже притвориться, что этот вопрос не приходил мне в голову в последнее время. Где-то по дороге я изменилась. Я стала подпускать этих людей ближе и начала заботиться о них больше, чем, вероятно, стоило бы.
Лиам качает головой, когда я не отвечаю.
— Ты отлично меня залатала, и теперь я в полном порядке. Но не буду, если придется еще хоть секунду торчать взаперти с моей младшей сестренкой, которая залезла мне в задницу по самые уши, — ухмыляется он, тем самым глупым мальчишеским выражением, которым всегда пользовался, чтобы избежать наказания в детстве.