— Он вырезал рукоятку, – добавляет Чар, — все эти красивые узоры. Должно быть, у него на это ушла целая вечность.
— Так, так, так, теперь мне действительно больно, – издевается Даз, и я удивляюсь, когда мои щеки немного горят. Откуда, черт возьми, это берется?
— Вы, ребята, засранцы, – бормочу я, вставая, чтобы уйти.
— Нет, – Шарлотта тянется ко мне. — Не уходи.
— Теперь я тебе внезапно нравлюсь? – Я наношу ответный удар, и ее лицо морщится, эти потрясающие глаза увлажняются. Скатывается случайная слеза, и я падаю на колени, чтобы вытереть ее большим пальцем. Прижимаюсь губами к ее влажному лбу, она начинает всхлипывать, ее тело сотрясается на коленях Даза.
— Я обещаю тебе, что мы выясним, кто это сделал, – шепчу я в ее нежную кожу.
— И что ты собираешься делать потом? – ее голос дрожит. Боец сдается, и ее уязвимость чертовски ошеломляюща.
— Убью его, – отвечаю я, и выражение удовлетворения украшает ее лицо, пока что-то не привлекает ее внимание за моим плечом. Когда я прослеживаю за ее взглядом, то вижу Роберта, который стоит в дверном проеме и свирепо смотрит на нас, впитывая каждую унцию света и тепла. Очевидно, что он не впечатлен представшей перед ним сценой, когда все, что мы делаем, это утешаем ее.
— Шарлотте нужен отдых, – утверждает он решительным тоном.
— Прекрасно. Я помогу Чар подняться в ее комнату, – отвечает Даз. — Ей нужно поспать.
— Нет, – огрызается Роберт, – я отведу ее наверх.
3
Шарлотта
Прохладный ветерок овевает мое тело, и в моем сонном состоянии я слышу хлопанье жалюзи, или это часть моего сна. Я медленно открываю глаза и тут же закрываю их, когда становится слишком трудно видеть. Боль пронзает мой левый бок, и когда я поворачиваю голову на мягкой подушке, мучительная боль пронзает мой череп.
Также в этот момент я осознаю, что все еще нахожусь в чертовом доме Хантсменов. Мне снилось, что я вернулась домой в Веллингтон, живу на улице, обсаженной деревьями похутакава, которые летом цветут алым, и когда лепестки падают на землю, это все равно что идти по морю крови. Бабочки порхают от одного цветка к другому, пьют нектар и энергично поют мелодичными нотами. Свет такой невыносимо яркий, кошмар для девушки с такими светлыми глазами, как у меня, а солнце палит как в аду.
За исключением…Я не там, на дне мира, где никто не знает, кто я и что я сделала, я здесь, в гребаном доме Хантсменов, в окружении лжецов и преступников. Но кто я такая, чтобы судить, мы практически слеплены из одного теста.
Тихий шепот, доносящийся с другой стороны комнаты, умоляет меня повернуться и посмотреть, кто здесь. Я подавляю стон, когда боль пронзает мое тело, всего лишь от небольшого движения.
Мои глаза привыкают к открывшемуся зрелищу - Даз ссутулился в кресле на диване, которого раньше здесь не было. Его темно-русые волосы беспорядочно упали на лоб, а нефритовый взгляд сосредоточился на iPad. Я наблюдаю за ним несколько мгновений, пока он тихо произносит слова одними губами, затем застревает на одном конкретном слове, которое ему приходится произнести три раза, прежде чем до него доходит, что это должно быть.
Его глаза за стеклами очков поднимаются на меня, и на лице появляется улыбка с ямочками.
— Как ты себя чувствуешь, Чар? – шепчет он.
— Все болит, – пытаюсь сказать я, но получается хриплое карканье.
Гнев вспыхивает на его красивом лице, и до меня доходит, что он на моей стороне. Он не притворяется, на самом деле он искренне заботится. Поверьте мне, я стала экспертом по распознаванию фальши за милю. Но я все еще должна быть настороже, и я не могу позволить этому случиться снова.
— Черт возьми, – шиплю я, сжимая кулак и ударяя им по матрасу.
— Что? – обеспокоенно спрашивает он.
— Меня так раздражает, что это произошло, – вздыхаю я.
— Я тоже, Чар, я чертовски зол. – Он кладет iPad на подлокотник дивана, чтобы сосредоточиться на мне, и я так близка к тому, чтобы спросить его, есть ли у него трудности с обучением. Сейчас не время. — Лейни очень расстроен этим.
Я сглатываю. У меня так сухо во рту.
— Где он?
— Пошел поплавать после своей смены, – объясняет Даз.
— Смены?
— Присматривал за тобой большую часть ночи. Я заступил на дежурство, – бросает взгляд на время на своем айпаде, – четыре часа назад.
По моему телу проходит волна тепла, пока он говорит. Они остались, чтобы присмотреть за мной. Они не спали, чтобы присмотреть за мной.
— Спасибо, – говорю я застенчиво.
По его лицу расплывается милая улыбка.
— Какой сегодня день? – Спрашиваю я, тянусь за телефоном на прикроватном столике и вздрагиваю, когда мое тело сводит судорогой.
— Понедельник.
— Разве тебе не следует вернуться в университет?
— Ройс уехал рано утром, но мы решили остаться подольше. – Он машет своей большой рукой, как будто в этом нет ничего особенного. — Я всегда могу наверстать упущенное позже.
— Может быть, мы могли бы позаниматься вместе на наших общих занятиях? – Предлагаю я, и выражение его лица становится застенчивым.
— Конечно, – его ответ звучит без энтузиазма, и я могу только догадываться, что он не хочет, чтобы я узнала правду. Я понимаю.
— Что Роберт думает о том, что ты пропускаешь занятия? – Спрашиваю я, когда воспоминание о том, как Роберт отнес меня наверх и уложил в постель, вспыхивает в моей голове. Это действительно произошло? Или я это вообразила?
Он опускает голову и пристально смотрит на меня из-под очков, выглядя, несомненно, сексуально.
— Он не знает. Он уехал рано утром, чтобы направиться в свою городскую квартиру.
— Вау, непослушный богатый мальчик, – поддразниваю я.
Он одаривает меня одной из своих дьявольских, спускающих трусики улыбок.
— Да, это я, детка. Непокорный и непослушный.
— Какое будет наказание, если он узнает? – Я спрашиваю из любопытства.
— Он не узнает, – уверенно отвечает он.
— Но... где мама? – Спрашиваю я, внезапно запаниковав. — Разве она все еще не здесь?
— Все еще в постели, – говорит он. — Ви присматривает за ней. Она не скажет ему, что мы все еще здесь, она всегда прикроет наши спины.
Я начинаю хихикать и морщусь, когда боль пронзает мою голову.
— Что тут смешного? - спрашивает он.
— Ви и Ди, – фыркаю я, получая на этот раз еще один укол боли в ребра. — Я не знаю, почему я нахожу это невероятно смешным в то время, когда мне не следует смеяться.
Даз фыркает.
— Во всем виноваты наркотики.
— Я принимала наркотики? – Я размышляю.
— Роберт сказал, что вчера вечером дал тебе обезболивающее, – уточняет Даз. — Имей в виду, они, вероятно, уже перестали действовать, так что это просто твое странное чувство юмора заставляет тебя смеяться.