— Но ты угрожаешь порезать нам лица, – шипит Лейси.
— Эй, Лейси, мы могли бы быть близнецами с одинаковыми шрамами на лицах... – Пока они отвлекаются на мой конфронтационный разговор, я пытаюсь прорваться мимо стражей ворот, в то время как они кричат мне, чтобы я остановилась. Но как только мои ноги попадают в комнату, я мчусь к выходу в другом конце коридора первого этажа и борюсь с замками.
Они прямо у меня на хвосте, и когда я оглядываюсь, Келли раскачивает наручники на своем мизинце.
— Мы сделаем это трудным путем или легким?
— Ни за что, – заявляю я, наконец, отпирая замки и распахивая дверь, только для того, чтобы кроты повалили меня на землю, и я вскрикиваю, когда острая боль пронзает мои ребра. Двое из них садятся на меня, и я отказываюсь прекращать борьбу, постоянно пытаясь сбросить их с себя.
— Заприте ее в шкаф, – предлагает Лейси, когда Келли заламывает мне запястья за спину и застегивает наручники.
— Не запирайте меня в шкафу, – умоляю я сейчас. Я могу справиться с пребыванием в замкнутом пространстве, если там есть окно, но темный чулан для метел - это совсем другая пытка. — Пожалуйста.
— Лейни сказал Лейси, что мы должны сделать все возможное, чтобы остановить тебя от побега.
— Лейн - серийный убийца. Ты знала об этом, Лейси? – Я лежу, когда все четверо поднимают меня на ноги, и я снова морщусь, когда боль пронзает верхнюю часть моего тела. Я не думаю, что они мне верят, однако, это не так уж далеко от истины, особенно если Лейна арестуют за убийство. Оооо крошки, что бы они тогда подумали об идеальных спортсменах?
Чтобы добраться до кладовки для метел, приходится в равной степени толкать и тащить меня им всем вместе. Дверь открыта, и меня встречает отчетливый запах пыли и старой краски. Там кромешная тьма, моя единственная компания - пылесос и ведро со старой шваброй, которая пахнет так, словно ею не пользовались с 1998 года.
— У меня клаустрофобия, – кричу я, когда дверь захлопывается у меня перед носом, и облако пыли забивается мне в нос и рот, заставляя меня кашлять.
С запястьями, все еще скованными наручниками за спиной, я сажусь на крышку пылесоса и делаю глубокие вдохи. Но каждый вдох наполнен пылью и парами краски, поэтому я замедляю дыхание и пытаюсь унять свое беспокойство.
— Как долго вы собираетесь меня держать здесь? – Я кричу.
Ответа нет.
Я поднимаюсь на ноги и неуклюже пинаю дверь.
— Ответьте мне.
— Мы же говорили тебе, – приглушенный голос Келли, – когда один из братьев Хантсмен придет за тобой.
— Пошла ты! – Я кричу.
Смиряясь с тем фактом, что я, возможно, пробуду здесь какое-то время, я снова сажусь и позволяю своим мыслям перенестись в более счастливые времена. В Веллингтон. С Никау. Чем больше я размышляю, тем больше сомневаюсь, была ли я вообще счастлива.
Что такое счастье вообще? Просто какой-то дерьмовый эмоциональный стандарт, которому мы должны соответствовать. Никто не может быть счастлив 24/7. Факт. Может быть, притворно счастлив. Я могу быть фальшиво счастливой, на самом деле я, вероятно, была фальшиво счастлива чаще, чем по-настоящему счастлива. И все же я на самом деле не знаю, каково это - быть по-настоящему счастливой. Похоже ли счастье на парение по воздуху? Или, возможно, нахождение в теплых объятиях с кем-то, с кем я чувствую себя в безопасности? Может быть, счастье - это бег по пляжу без страха, что кто-то нападет на меня сзади?
Заткнись, Чар, заткнись.
Мои веки начинают тяжелеть просто от пребывания в комнате в полной темноте. Мои глаза закрываются, сон берет верх, мое тело раскачивается на пылесосе, и как раз перед тем, как я сваливаюсь с ног, я просыпаюсь.
Я вижу его лицо, сопровождаемое ароматом чернил от его дорогих перьевых ручек. Этот аромат никогда не покидал его. Независимо от того, где он был и что делал, от него воняло чернилами.
Мой желудок переворачивается, и я проглатываю кислую рвоту, подступающую к горлу. Это естественная реакция - захотеть прикрыть рот рукой, но из-за наручников я не могу этого сделать, что только еще больше разжигает мое беспокойство.
Снова делая глубокие вдохи, я заставляю себя вспомнить Веллингтон в доме тети Би летом, когда мы пили имбирное пиво "Бандаберг" на передней террасе. "Blue Jean" Дэвида Боуи, гремящий из ее стереосистемы, и шоколад Уиттакер, тающий на наших пальцах.
— Покажи мне эту милую улыбку, – его голос проникает в мою память, и я немедленно вычеркиваю его. Этой отвратительной свинье не место в моих счастливых воспоминаниях. Он всегда появляется, чтобы все испортить, даже после смерти.
— Почему она там?
Кто это сказал? И все же, другой мужчина вторгается в мои воспоминания. Я не могу видеть этого человека, пока сижу на палубе, укрываясь от палящего солнца.
Щелкают замки, и мои глаза распахиваются. Основание моего позвоночника ноет, а во рту пересыхает, как пустыня, когда до меня доходит, что я спала.
Дверь распахивается, и мое сердце замирает при виде не того Хантсмена.
— Почему ты так долго? – Я огрызаюсь на него.
Ройс хмуро смотрит на меня сверху вниз, совершенно удивленный.
— Это наручники?
— Да, и не мог бы ты поторопиться и снять их с меня? – Спрашиваю я, неловко поднимаясь на ноги.
Он колеблется, издавая низкое рычание в глубине горла.
— Думаю, я предпочитаю, чтобы ты была в таком виде.
— Прошу прощения? – Я шиплю.
Все с тем же жестоко-насмешливым выражением на его идеальном лице, он указывает на мое лицо.
— У тебя текли слюнки, – хихикает он.
— Очевидно, я не могу вытереть подбородок. Теперь сними эти гребаные наручники.
— Позже, – заявляет он, задирая футболку, обнажая свой плоский подтянутый живот, чтобы все родинки были видны, и вытирает капли с моего лица.
— И они говорят, что романтика мертва, – огрызаюсь я.
— Это не имело никакого отношения к романтике, уверяю тебя. В любом случае, ты едешь домой с нами.
— Кто сказал?
— Говорю я, Даз и Лейн.
— Лейн? Он... – шпионы находятся поблизости, все четверо с ухмылками на лицах, поэтому я не заканчиваю вопрос.
— Мы поговорим через секунду, – строго говорит он, заходя в мою комнату. — Тебе понадобится какая-нибудь одежда. Нижнее белье и прочее дерьмо. Твои учебные материалы и ноутбук.
— Эм, итак, – начинает Лейси, – в какой ресторан Лейн и Даз нас поведут?
Ройс едва замечает ее, потому что он высокомерный кусок дерьма. Он не отвечает, поэтому она повторяет вопрос.
— В какой ресторан мы идем завтра вечером, Ройс? – спрашивает она более уверенно, и я умираю от желания сказать ей, чтобы она ушла.
— Ты со мной разговариваешь? – он кусает, и ее щеки краснеют.