Поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как какая-то фигура подходит к пассажирской двери и наклоняется, чтобы поговорить с водителем через открытое окно. Что-то в этом человеке заставляет меня подняться с песка. Закрываю глаза от солнечного света и изучаю его профиль, внезапно чувствуя, что что-то не так.
Не думая, начинаю идти к машине, мое беспокойство усиливается с каждым шагом. Незнакомец выпрямляется и на секунду поворачивается ко мне, солнце освещает его темные черты, и мои ноги подкашиваются, я перестаю дышать.
Мой темный ангел, стоящий в свете.
— Колтон? — мой голос едва слышен, мозг пытается понять, как возможно, что он здесь. Здесь, со мной, когда я видела, как его неподвижное тело грузят на носилки, поцеловала его холодные губы в последний раз, прежде чем его положили в гроб. Сердце грохочет в груди, его биение ускоряется с каждой секундой, надежда, пронизанная паникой, начинает усиливаться.
И хотя мой голос такой слабый, он наклоняет голову в сторону при звуке своего имени, его глаза, наполненные тихой грустью, устремлены на меня. Он начинает поднимать руку, но на мгновение отвлекается, когда пассажирская дверь распахивается. Он смотрит на машину, а потом снова на меня, на его великолепном лице написано смирение. Он снова нерешительно поднимает руку, но на этот раз машет мне.
Подношу кончики пальцев к губам, горе, исходящее от него, наконец преодолевает расстояние между нами и сталкивается со мной, выбивая воздух из легких. Я сразу же чувствую его полное отчаяние. Оно разрывает мне душу, как молния раскалывающая небо.
И в этот момент я понимаю.
— Колтон! — повторяю я его имя, но на этот раз мой отчаянный крик пронзает тихую безмятежность пляжа. Чайки взлетают от этого звука, но Колтон, не оглядываясь, скользит на пассажирское сиденье и закрывает дверь.
Машина медленно направляется к выезду с парковки, и я срываюсь с места и бегу что есть сил. Легкие горят, ноги болят, но я недостаточно быстрая. Я не успею вовремя и, похоже, не смогу продвинуться дальше, как бы быстро я не бежала. Машина сворачивает с парковки направо, на пустую дорогу, и поворачивает за угол, проезжая мимо меня на юг. Синий металлик мерцает в лучах солнца, и от того, что я вижу, я замираю на месте.
Такое ощущение, что прошла вечность с того момента, как я видела его. Истинный американец, здоровый, с голубыми глазами и легкой улыбкой, которую я слишком люблю. Но его глаза не отрываются от дороги.
Макс даже не взглянул на меня.
Колтон, с другой стороны, смотрит прямо на меня. На его лице отражаются страх, паника и смирение. В слезах, катящихся по его щекам, в извинениях, которые выражают его глаза, в кулаках, отчаянно колотящих в окна, в его словах, я вижу, как его губы двигаются, но не слышу его мольбы. Все это выворачивает мою душу и иссушает ее.
— Нет! — кричу я, каждая фибра моего существа сосредоточена на том, как помочь ему сбежать, как спасти его.
А потом я замечаю движение на заднем сидении и падаю на колени. Гравий, вгрызающийся в них, ничто по сравнению с болью, обжигающей черную глубину моей души. И хотя мне больно больше, чем я когда-либо представляла, часть меня пребывает в благоговении — потеряна в той безусловной любви, о которой никогда не думаешь, что она возможна, пока не испытаешь ее на себе.
Локоны, обрамляющие ее ангельское личико, подпрыгивают в унисон движения автомобиля. Она нежно улыбается Максу, совершенно не обращая внимания на яростные протесты Колтона, сидящего перед ней. Она поворачивается на сиденье и смотрит на меня, фиалковые глаза — мое зеркальное отражение. А потом ее розовые губки слегка шевелятся, детское любопытство берет над ней верх, и она смотрит на меня. Крошечные пальчики появляются в окошке и машут мне.
Мне приходится напоминать себе как дышать. Мне нужно вбить эту мысль в голову, потому что она в одиночку просто разорвала меня на части и соединила обратно. И все же ее вид оставляет на мне незаживающие раны и стирает завтрашний день, который никогда не наступит.
Который я никогда не смогу вернуть.
Который никогда не был моим.
И со своего места на земле, моя душа цепляется за что-то, за что можно держаться, прежде чем меня поглотят темные глубины отчаяния, я во все горло выкрикиваю имя единственного человека, которого все еще можно спасти.