Все мальчики раз в месяц приходят к нам на семейный ужин, как называет его Рай, хотя некоторые мальчики — черт, теперь уже мужчины — начинают обзаводиться собственными семьями.
— Эй, Шейн, — окликаю я его через открытую дверь. — У меня есть еще несколько бутылок пива, если хочешь, — поддразниваю я, он фыркает и в ответ закатывает глаза.
— Нет, спасибо. Мне достаточно и одной, — говорит он, с широкой ухмылкой поднимая вверх бутылку в шутливом тосте. Я смеюсь, воспоминание о нем, зеленом от похмелья, заставляет меня улыбнуться.
Иду по коридору и осматриваюсь. Эйден в футболке бейсбольной команды лос-анджелесского университета, только что вернулся с тренировки, болтает с Зандером, одетым в шорты и бейсбольную кепку задом наперед, с расслабленной улыбкой на лице. Скутер сидит на террасе снаружи, играя с двухлетним сыном Шейна в фигурки Человека-Паука. Черт.
Это зрелище заставляет меня чувствовать себя старее, чем мир.
Все здесь, кроме Кайла и Рикки. Мне чертовски жаль первокурсниц в Стэнфорде, на которых эти двое в данный момент напускают свое очарование. Или, может быть, это их собственный тип магии вуду. У женщин против них нет ни единого шанса. Сердца будут разбиты.
Трахнуть и бросить.
При мысли об этих двоих старая фразочка бьет по мне, как тонна кирпичей, от воспоминания о той первой ночи. Даже не борюсь с улыбкой, думая о сердцах, которые я привык разбивать… черт, я был хорош — пока некая штучка с волнистыми волосами не ворвалась в мою чертову жизнь, крепко схватила и никогда не отпустит. Вызов и изгибы ее тела — и мой мир перевернулся вверх дном, когда я открыл эту чертову подсобку.
И спасибо Богу за это.
Моя гребаная Райли.
А потом я слышу на кухне ее голос, и мои ноги без раздумий направляются к ней. В поле зрения появляется дверной проем, и каждая капля любви, которую я никогда не думал, что у меня будет, никогда не думал, что возможна, вышибает из меня дух, как это происходит каждый раз, когда я вижу их такими.
В кастрюлях на плите что-то варится, микроволновка издает сигнал, над головой разносятся аккорды «Goo Goo Dolls», но я ничего не замечаю, потому что мои глаза прикованы к открывающемуся передо мной зрелищу, а сердце грохочет, как чертов товарный поезд. Они сидят, скрестив ноги, на полу, соприкасаясь коленями, неудержимо хихикают над каким-то своим секретом, их волосы и лица, на которых отражается полное обожание друг другом, покрывает мука.
Стою и смотрю на них, душа болит от того, что я самый счастливый сукин сын на Земле. Я побывал в аду и вернулся, но это стоило каждой гребаной секунды того, что я сейчас чувствую… чувства, которые больше не такие чертовски чужие.
Без которых я не могу жить.
Хихиканье прекращается, из-под темных ресниц на меня смотрит пара зеленых глаз, веснушчатый носик, обсыпанный мукой, наморщен, а губы кривятся в ухмылке. Он глядит на меня, прикидывая, расстроюсь ли я из-за беспорядка, в котором он, очевидно, сыграл свою роль.
Потом ко мне устремляется взгляд фиалковых глаз, мягкая улыбка любимых губ направлена на меня. Молча удивляюсь, как сильно эта простая улыбка заводит меня каждый чертов раз, независимо от того, сколько прошло лет. Мне хочется одновременно заключить ее в объятия, поделиться всеми своими секретами и оттрахать до потери сознания.
Сила ее магии вуду по-прежнему действует во всю гребаную мощь.
И, будь я проклят, если бы мне хотелось, чтобы было по-другому.
Борюсь с улыбкой, расплывающейся по губам, потому что, когда дело доходит до него, я становлюсь самой большой чертовой тряпкой — факт, который я регулярно отрицаю — и пытаюсь выглядеть сурово.
— Что здесь происходит? — спрашиваю я, входя в комнату, в то время как Райли хлопает себя по рукам, и шлейф муки взлетает в воздух, окутывая ее словно облаком пыли, заставляя их взорваться очередным приступом хихиканья.
Подхожу к ним, мои босые ноги в муке, и присаживаюсь на корточки рядом. Мои глаза бегают от одной к другому, прежде чем я протягиваю руку и ставлю пальцем точку из муки на его нос.
— Похоже, вы, ребята, устроили настоящий бардак, — говорю я, пытаясь исполнить роль дисциплинированного человека, но безуспешно.
— Ну, спасибо, Капитан Очевидность! — хихикает он, голос полон сарказма.
— Эйс Томас! — выговаривает Рай нашему сыну, но его слова уже сбили меня с ног.
Смотрю на него, изучая его лицо снова и снова, как чертову дорожную карту, чтобы понять, есть ли у него хоть какие-то догадки, хотя бы слабое представление о том, что он только что сказал мне, но в ответ не получаю ничего, кроме озорных зеленых глаз и душераздирающей улыбки. Точная копия меня.