Взаимная любовь, как я ее себе представляю, — чудодейственная система зеркал, которые посылают мне в многообразных неожиданных ракурсах отражение моей любимой — облагороженной тем, что ее окружает, обожествленной моим желанием{19}.
Мне нравились твои слова.
Мне нравятся мужчины, которые употребляют слово… «меж».
Мне нравятся мужчины, которые могут невзначай вставлять необычные слова, а обычные — употреблять с блеском.
Мне нравятся мужчины, которые используют… восклицательные знаки!
Мне нравился ритм нашей переписки, многоточия, фразы, оставшиеся без ответа, не требующие его, повисшие в воздухе; каждое предложение — серпантин, каждое новое слово — смена угла. В твоих словах был мир, или он был где-то по другую сторону слов, потому что поверхности в конце концов что-то да значат. Слова работали в интернете, но когда мы виделись лицом к лицу, я могла дотянуться и дотронуться только до твоей поверхности (чего еще я могла коснуться?), и она мутнела, покрывалась рябью, подергивалась зыбью, колыхалась, морщилась, портила отражение глубины. Ты смотришь в, не на зеркало. Элоиза к Абеляру (письмо: бесплотные слова): Я никогда ничего не искала в тебе, кроме тебя самого. Почему ты искал во мне что-то еще?
Я «помешан» на поверхностях?
Я же шучу.
В текстовых сообщениях нельзя уловить «интонацию», ее там просто нет. Так ты всё время шутил? Шутка обладает непрозрачностью зеркала: каламбур — двойник отраженного слова, перевернутый слева направо, не его истинное обличье. Ее значение отскакивает от поверхности.
Кто идет? Это я один? Я ли это?{20}
Напоминание: в каждой фразе отражается говорящий, каждое слово отражает того, кто его произносит. Иногда я ловлю свое отражение в зеркале, отдельные вариации. Лишь иногда я всё еще похожа на то, что ты, похоже, искал.
Сижу в гостиничном номере, белом кубе, морочащем пространством, и по-прежнему раздумываю, стоит ли нажать «отправить» под моей открыткой. Не стоит. Открепляю фотографию, сделанную в Лондоне, прикрепляю ту, что сделала из окна поезда этим утром. Картинка не встает в тело письма, вместо этого по экрану разматываются предложения, я не могу их прочесть. Ах, так все-таки jpeg состоит не из пикселей. Раздроби изображение и увидишь, что оно сделано из языка. Всё в жизни сводится к словам. Пробую еще раз. На этот раз фотографию получается вставить, но момент упущен. Я не нажимаю «отправить». Оставляю письмо в Черновиках. Игра в прятки; если я не нажму на кнопку, возможно, ты больше никогда мне не напишешь.
Типичная женская манипуляция.
Я не играю в игры, сказала я.
Прости, сказал ты.
Один раз.
Это конец или еще один зазор? Обрати внимание на ритм нашей коммуникации: на ее пульс, на паузы. Обрати внимание на неписаные правила игры, которые возникли со временем:
• Если ты пишешь мне, я могу отвечать.
• В любой момент любой из нас может решить не отвечать на сообщение другого.
• Я не могу писать тебе первой из страха, что ты не ответишь.
• Ты не можешь решить не написать мне… вообще. Хотя твои отсутствия длятся дольше, я знаю, что это лишь вопрос времени. То, что я не могу написать тебе первой, — твой козырь, твоя тайная сила; то, что ты не можешь решить не написать мне вообще — мой. Несмотря на то что зазор становится шире, правила остаются прежними.
Mind the gap.
Но для чего мы играем в игру, и почему кто-то должен хотеть выиграть? Какой на кону приз, если приз вообще есть, или приз — это возможность не потерять? Значит, у меня нет шансов. Я тебя потеряла. Если ты не хотел меня изначально, ты не мог ничего потерять, но если ты выиграешь, то ты выиграешь или ничего, или ничего из того, о чем сейчас мечтаешь. Везет в картах, не везет в любви: Червовый король. Если я могу потерять всё, почему я решила играть, почему играю по твоим правилам?
Именно в этом крайнем могуществе упадка некоторые очень редкие существа, на всё готовые и всего боясь, всегда узнают друг друга. <…> так же и в области любви для меня не может быть решения иного при данных обстоятельствах, как продолжать эту ночную прогулку{21}.