Пока Пердита и Флоризель признаются друг другу в любви, бродяга Автолик шарит по чужим карманам, врет напропалую и развлекается на празднике.
Автолик – самый приятный из всех злодеев Шекспира: предприимчивый, неунывающий, остроумный. По сути, он никому не желает зла.
Клоун развлекает своих подружек-пастушек Мопсу и Доркас, старый пастух поздравляет всех с праздником. И тут Поликсен объявляет, кто он такой на самом деле, и грозит смертью всем присутствующим.
Преисполненный ярости, он приказывает Флоризелю забыть о Пердите. Камилло видит, что у него появился шанс возвратиться домой. Он предлагает Флоризелю и Пердите бежать на Силицию. Те соглашаются и уезжают.
Следом за ними едут старый пастух, Клоун и Автолик.
Место действия. Сицилия.
Время действия. Стремительное настоящее.
Сюжет. Флоризель и Пердита прибывают ко двору Леонта. Царя влечет к юной красавице, но вскоре он узнает, что она – его дочь, как только Пастух и Клоун предъявляют ему содержимое сундучка, найденного вместе с ребенком.
Поликсен, бросившийся в погоню за беглецами, мирится с Леонтом и Флоризелем. Конец уже близко. Паулина приглашает всех к себе домой полюбоваться на мраморную статую Гермионы. Статуя стоит как живая, и Леонт бросается к ней, чтобы поцеловать, но Паулина предупреждает его и предлагает убрать статую. В конце пьесы, безо всякого объяснения, предупреждения или психологического обоснования, наши герои устремляются в новую жизнь, обретенную после «разрыва во времени», когда они пребывали в разлуке. Что ждет их дальше? Время покажет.
Кавер-версия
Действие первое
Новый месяц
Сегодня ночью случилось странное.
Я шел с работы домой, ночь была жаркой, гнетущей, как всегда и бывает в это время года, когда кожа вечно лоснится от пота, а рубашка не высыхает ни на секунду. Я весь вечер играл на пианино в баре, где в то время работал, и никто не желал уходить, и пришлось задержаться там дольше обычного. Сын обещал, что заедет за мной на машине, но не заехал.
Я шел с работы домой. Было, наверное, около двух часов ночи, и бутылка с холодным пивом нагревалась у меня в руке. Я знаю, распитие спиртного на улице запрещено, но я подумал, какого черта, человек вкалывал без перерыва девять часов, подавал выпивку, когда в баре было затишье, и играл на пианино, когда в баре было полно народу. Под живую музыку люди пьют больше, это факт.
Я шел с работы домой, когда небо разломилось надвое и дождь обрушился ледяным градом. Это и был град. Градины размером с мячик для гольфа, твердые, как резиновые мячи. Улица впитала в себя весь жар этого дня, этой недели, этого месяца, этого лета. Градины падали на землю, словно кубики льда – во фритюрницу. Как будто буря рвалась вверх с земли, а не низвергалась с небес. Я мчался сквозь ледяную шрапнель, мелкими перебежками от подъезда к подъезду, и не видел своих ног сквозь шипящий пар. На крыльце церкви я остановился передохнуть на минутку. Внизу бурлила и пузырилась белая пена. Я промок до нитки. Деньги у меня в кармане слиплись друг с другом, мокрые волосы облепили голову. Я смахнул с глаз капли дождя. Слезы дождя. Моя жена умерла год назад. Без толку прятаться. Лучше скорее добраться до дома. Я решил срезать путь. Обычно я не хожу той дорогой. Из-за «окна жизни».
Приемник для новорожденных, от которых отказались родители, установили в больнице около года назад. Я наблюдал за строителями каждый день, когда навещал жену. Я видел, как заливали бетонную оболочку, видел, как устанавливали стальную коробку и самоблокирующуюся дверцу со стеклянным окошком, как туда проводили тепло, свет и сигнализацию. Один из строителей отказался работать. Считал, что это неправильно, аморально. Знак времени. Впрочем, у времени столько знаков, что если вычитывать их все, можно запросто умереть от разрыва сердца.
В «окне жизни» тепло, безопасно. Когда внутрь кладут ребенка, дверца закрывается и блокируется, в больнице звенит звонок, и очень скоро кто-то из медсестер спускается за малышом, но не прямо сразу, а так, чтобы у матери было время уйти. Перекресток буквально в двух шагах. Завернула за угол – и все, ее нет.
Однажды я видел такое. Я побежал следом за женщиной. Я крикнул ей:
– Подождите!
Она обернулась и посмотрела на меня. Одна секунда из тех секунд, которыми держится мир. Но она миновала, время двинулось дальше, и женщина ушла прочь.
Я вернулся к приемнику. Он был пуст. Через несколько дней умерла моя жена. Поэтому я не хожу домой той дорогой.
У «окон жизни» есть своя история. Разве не у всего есть история? Думаешь, что живешь в настоящем, но прошлое не отступает. Оно всегда за спиной, словно тень.