Настя фыркнула и закрыла полку, дёрнула третью — и она не поддалась.
— Да ладно, — удивлённо выдохнула Настя и сердито подёргала ручку, но полка словно застряла намертво.
Присмотревшись повнимательнее, Настя увидела начертанный рядом с ручкой маленький символ. Простой, но изящный и ровный, выведенный чьей-то твёрдой рукой. Возможно, это ничего не означало… Но, возможно, это было что-то вроде магии. Или проклятья. Чёрт знает, какой терминологией пользовались охотники.
Настя прикусила губу, на мгновение вспомнив странные символы на той дьявольской листовке и чёрных салфетках. Минуточку, но если проклятье наложили люди, значит ли это, что охотники вроде Миккеля — группировка, которая в первую очередь сражалась с людьми, которые обладали такими же способностями? А уже потом — с монстрами?
Настя ещё раз дёрнула ручку и сердито вскочила на ноги.
Если так подумать, может, она вовсе оказалась в центре какой-то магической войны? В конце концов, Миккель так и сказал: ему нужен тот, кто создал проклятье, а иное его волновало уже в последнюю очередь. Хотя, например, саму Настю совсем не радовала перспектива вновь встретить Кирилла и ту чокнутую девчонку. Главное, чтобы иное перестало открывать порталы в стенах её дома, а с задетой гордостью она уже как-нибудь справится.
Содержимое платяного шкафа отчего-то показалось Насте самым интересным, пусть, отчасти, что-то такое она и ожидала увидеть. Одежда была педантично рассортирована по цвету: ряд белых рубашек, следом — чёрных, завершала эту монохромную процессию красная рубашка. Чёрные джинсы, светлые брюки, несколько светлых свитеров.
На нижней полке в ряд выстроились коробки и однообразная обувь. Казалось, Миккель не признавал существование ярких цветов, и из-за этого красная рубашка выделялась, как победное знамя.
Схватив одну коробку наугад, Настя открыла её, ожидая увидеть обувь. Но там, неожиданно, оказались какие-то бумаги. Поверх лежала фотография.
Настя заинтересованно глянула на фотографию. Странно. Во всей квартире она не видела ни одной фоторамки и подумала было, что Миккель вовсе не любил фотографироваться. Но на этой фотографии, определённо, был именно он. Существенно младше — навскидку, ему здесь было лет четырнадцать — и чуть растерянный, словно фотограф неожиданно выскочил из-за угла с камерой наперевес. Рядом с Миккелем был какой-то немолодой мужик с широкой ухмылкой. На отца, вроде бы, не похож — темноволосый, темноглазый, да и вообще, словно слеплен из совершенного другого теста.
— Надо же, а у него волосы были короче, — рассеянно пробормотала Настя и повертела фотографию, но подписей с обратной стороны не было.
Она глянула на стопку документов, присмотрелась — верхним в стопке лежало… Свидетельство о смерти Коршунова Александра Александровича.
Настя пошатнулась и едва не упала. В глазах на мгновение помутнело.
— Я не хотела, — торопливо прошептала Настя, хотя извиняться, вроде как, было не перед кем. — Чёрт.
Она осторожно сложила всё как было и торопливо захлопнула шкаф. Посмотрела на часы — время текло невыносимо медленно.
Настя запрыгнула на диван, укуталась в одеяло и попробовала посмотреть телевизор. Вскоре стало ясно, что смотреть нечего — даже несмотря на то, что каналов было больше пятидесяти. К тому же, сосредоточиться на чём-то оказалось сложно: Настя словила себя на том, что смотрит на экран и не осознаёт происходящее. Мысли постоянно возвращались к Миккелю — кто такой Коршунов? Миккель всё-таки Моховцев, значит, не родственник? И вообще, Миккель точно успеет вернуться? Если не успеет, то что делать?
Настя не чувствовала в себе готовности столкнуться с тем существом в одиночку.
Положение спас приехавший, наконец, курьер. Настя, довольно напевая себе под нос, разобрала продукты и перекусила шоколадным печеньем. Теперь, в квартире было достаточно продуктов, чтобы не умереть голодной смертью.
Она убила ещё некоторое время, приготовив на ужин курицу с лапшой в соевом соусе. Ароматный запах готовой еды поплыл по квартире, и довольная собой Настя вернулась в комнату, под одеяло.
А потом, она заметила кое-что и удивилась, как могла не заметить это пятно с самого начала. Тёмное, подозрительной формы, на самом верху — возле стеллажа.
Настя пару секунд размышляла, почему оно кажется таким знакомым. А потом испуганно дёрнулась, глянула в окно — день клонился к закату, но ещё было светло. Иное ведь не могло начать пробираться в светлое время суток? Миккель говорил, что это невозможно. Тогда что это? Какое-то другое пятно?