Тахира не очень хорошо знала Малика, но было трудно поверить, что кто-то вроде него, проживший всю свою жизнь всего в нескольких улицах от нее и учившийся в той же школе, что и она, захочет убивать людей, хотя Джейн сказала, что да. По-своему он был весьма привлекателен, а когда с ним разговаривали, он мог быть интересным и даже иногда забавным — в другом мире у них могла бы быть настоящая дружба. Но он показал и другую сторону, когда начал читать ей лекции об исламском долге бороться с Западом и защищать ислам. Почему защита ислама должна означать причинение вреда людям? Она не поняла. Такие люди, как Малик, сбили ее брата с пути. Она была уверена, что это он и другие в мечети Нью-Спрингфилд организовали поездку Амира в Пакистан и отдали его в руки других экстремистов, так что он оказался в парижской тюрьме. Она никогда не простит этого Малику, и именно поэтому она согласилась рассказать женщине из МИ-5 все, что он сказал.
Теперь Тахира торопилась; ей не хотелось опоздать в кафе и начать разговор не с той ноги. В Малике было что-то жесткое, и она была уверена, что он рассердится, если она не придет вовремя. Этим он напомнил ей ее отца. Были ли все пакистанские мужчины тиранами? Она иногда задавалась вопросом. Англичане казались более расслабленными, не то чтобы она могла говорить на основании личного опыта — она никогда не знала никого. Ее отец, ее мать и вся культура, в которой она выросла, позаботились об этом. До сих пор ей удавалось избегать брака по договоренности, которого хотели для нее родители. Ее отец был готов ждать, но только потому, что она была ему полезна, так хорошо управляя магазином. Но он не будет ждать вечно, и было ясно, что если она проявит интерес к англичанину, то выйдет замуж за какого-нибудь ужасного кузена из Садикабада. Тогда она будет как Чунна: запуганная и привязанная к дому.
Она пересекла переулок и заметила пару строителей, которые сидели в фургоне и ели бутерброды. Она задавалась вопросом, зачем кому-то работать по субботам, если в этом нет необходимости. Может быть, они работали над чем-то еще в течение недели. Не то чтобы они сейчас работали, просто сидели, ели и читали газету.
— Ты сегодня очень мило выглядишь, Тахира. Голос раздался позади нее; она была еще в сотне ярдов от кафе. Тахира привыкла к случайным комментариям на улице — волчий свист мужчин на стройках, бормотание комплиментов застенчивых мальчиков-подростков, когда она проходила мимо них, — но это звучало по-другому. Он знал ее имя.
Она обернулась и увидела невысокого мужчину, который выглядел знакомым и улыбался ей. Она посмотрела внимательнее.
— Малик? — осторожно спросила она.
— Не говори, что уже забыл меня, — со смехом сказал мужчина. Теперь она увидела, что это был Малик, но он сбрил бороду и был в брюках и куртке. На нем даже был пуловер. Он будет горячим, подумала Тахира; прогноз был на солнечный день, и было уже тепло.
Малик подошел ближе и пожал ей руку, задержав ее на мгновение. Он казался менее формальным, чем обычно, гораздо более дружелюбным. — Давай выпьем чаю, — сказал он, беря ее за руку и ведя к кафе.
Он был переполнен мужчинами-мусульманами в белых рубашках и тюбетейках. Тахира была там одной из немногих женщин. Двое мужчин за угловым столиком встали, чтобы уйти, когда вошли, поэтому Малик и Тахира сели туда, Малик лицом к двери. Он разлил заказанный ими мятный чай, все время разговаривая, расспрашивая Тахиру о ее работе в магазине ее отца, рассказывая ей о футбольной команде своего маленького племянника и о безнадежных попытках брата открыть киоск с кебабом. Он изо всех сил старался быть очаровательным; она могла бы полюбить его, если бы не держала в голове все, что знала о нем.
Он замолчал ровно настолько, чтобы выпить чай, а затем спросил: «Ты все еще идешь на концерт?»
'Конечно. Хотя мой кузен отказался от меня. Она посмотрела на часы. — Мне скоро придется уйти, если я хочу получить хорошее место.
Она допивала чай, когда Малик сказал: «Знаешь, я думал об этой группе, которая тебе нравится. Возможно, я был слишком снисходителен к ним. Ведь если мы живем здесь на Западе, то и с Западом надо жить. Нет смысла притворяться, что мы в Пакистане, не так ли?
Тахира кивнула, но была озадачена. Почему Малик говорил так разумно? Где была головня их последней встречи? Он продолжил: «Не могу сказать, что эти Chick Peas мне очень по вкусу — что-то вроде девичьей группы со всеми их причудливыми нарядами, прическами и прочим. И они тоже индийцы. Но я должен признать, — и он застенчиво улыбнулся, — что их песни довольно запоминающиеся. Сегодня утром я услышал одну из них по радио и с тех пор напеваю ее. Как это называется?'
«Бириани для двоих», — сказала Тахира. — Но ты должен получить их компакт-диск. Некоторые из их других песен лучше».
'Действительно? Что ж, возможно, мне стоит услышать их вживую. Я сегодня ничего особенного не делаю – я мог бы пойти с тобой на концерт, тем более, что твой двоюродный брат тебя подвел. Если вы не возражаете, то есть?
«Конечно, нет», — сказала Тахира, но мысли ее метались. Это не имело смысла — Малик в прошлый раз был совершенно пренебрежительным, когда она сказала, что собирается послушать девичью группу. Почему он изменился сейчас? И зачем он сбрил бороду? Она не любила спрашивать его, но это было очень странно для человека столь религиозного, каким он себя называл. Она не доверяла этому новому Малику — что-то происходило. Ей нужно было немедленно сказать Джейн.
— Извините меня на минутку, — сказала она, вставая, чтобы пойти в туалет.
Малик тоже встал. «Я оплачу счет, — сказал он, — а потом мы вместе пойдем в парк».
Тахира нашла женскую комнату в задней части кафе и плотно заперла за собой дверь. Она открыла кран в умывальнике, чтобы заглушить звук своего голоса на случай, если кто-то подслушивает снаружи, а затем набрала номер Джейн.
Сигнала не было.
Она вышла и увидела, что Малик ждет ее у двери. 'Готовый?' — сказал он с улыбкой.
— Продолжай. Мне просто нужно позвонить отцу. Я тебя догоню, — сказала она, полезая в сумку за телефоном.