Элинор широко улыбнулась в ответ.
— О, Магз! Ты правда разрешаешь?
А Эд поглядел на нее так, словно она вручила ему дорогой подарок, потом встал со стула, крепко ее обнял и объявил:
— Ты просто умница, Маргарет Дэвшуд, ты это знаешь?
И вот теперь, стоя у окна, Маргарет испытывала не только глубокое удовлетворение, но и новое для себя чувство — что она сделала нечто одновременно полезное и приятное. Она вспоминала, как встала из-за стола и пошла за корзинкой, а Белл положила туда бутылку вина и бокалы, и запечатанную пачку шоколадных бисквитов, и пару яблок, и кусок сыра, и как потом они все длинной процессией вышли в сумеречный сад и помогли Эду с Элинор взобраться на дерево по приставной лестнице, которую тоже сделал Томас. Марианна поставила свечи в банки из-под варенья, а Белл вытащила из-за дивана старый ковер, и они передали их наверх, в домик, и оставили жениха и невесту наедине друг с другом и с их будущим, — и с кольцом, которое, как оказалось, Эд прятал в кармане брюк.
Кольцо было не с бриллиантом, сказали ей, а с аквамарином. Маргарет решила, что это неважно: главное, что камень сверкал, а Элинор при виде него заплакала, но совсем не так, как обычно плакали члены их семьи. Элинор смотрела на кольцо у себя на руке, целовала Эда и смеялась. Маргарет показалось, что за этим ужином Эдвард говорил больше, чем когда-либо за все время их знакомства: он рассказал, как, будучи еще школьником, сблизился с семьей Люси, потому что это оказались милые и приветливые люди, которые не шпыняли его за малейшую провинность, в отличие от матери и сестры, что Люси показалась ему красивой, потому что у него не было других знакомых девушек… «Только полный придурок мог так подумать», — сердито перебила его Маргарет, а Эд засмеялся и сказал: «Придурок — правильное слово, Магз». Он говорил, как расстраивался от того, что мать заставляет его получать образование в чуждой ему сфере, как дошел до предела и чуть было не совершил ошибки, о которой жалел бы до конца своих дней.
Маргарет прищурилась, чтобы получше разглядеть, что творится в домике на дереве. Ей показалось, что она видит руку Эдварда на плече у Элинор, видит их головы совсем близко друг к другу… Похоже, все складывается к общему удовольствию. И не только потому, что Элли наконец получит то, чего так долго ждала, — наверняка Эдвард, пребывая в столь радужном настроении, не откажется выполнить просьбу Маргарет и научит ее водить автомобиль. Они же будут одной семьей — куда ему деваться?
— Ты не замерзла? — спросил Эд.
— Я слишком счастлива, чтобы мерзнуть.
— И я тоже. Чувствую себя словно в раю — в этом домике Магз, рядом с тобой… Я до сих пор не могу поверить в свою удачу. Не верится, что ты сказала «да».
— Ты прекрасно знал, что я это скажу.
— Вовсе нет! Я был в ужасе.
— Но все-таки положил в карман кольцо.
— Я хотел доказать тебе, что говорю серьезно, доказать, что ты — моя единственная. Что мне нужна только ты. Если, конечно, ты согласишься.
— Я согласилась, — улыбнулась Элинор.
— Как раз в это я и не могу поверить!
Элинор подвинулась к нему ближе, так что теперь ее левое плечо оказалось точно под его рукой.
— А я не могу поверить в то, что натворила Люси.
— Нам обязательно говорить о ней?
— Ты должен удовлетворить мое любопытство.
— И что ты хочешь знать?
— Почему, — сказала Элинор, — она вышла за Роберта, хотя прекрасно знала, что он… — Элинор запнулась. Эдвард наклонился и поцеловал ее в кончик носа.
— Гей, — закончил он.
— Да.
— Он с самого детства это знал. Помню, как-то раз, когда ему было лет семь, Роберт вышел к завтраку в ожерелье Фанни и в ее летней шляпе с огромным пером. Представляешь, родители и глазом не моргнули! Стали всем говорить, что он — очень своеобразная личность. Именно так: очень своеобразная.
— Так что, ваша мать не знает?..
Эдвард взял руку Элинор в свою и повернул так, чтобы камень на кольце засверкал в огне свечи.
— Я не в курсе, знает она или нет. Собственно, если и да, мама все равно никогда этого не признает. И не станет обсуждать. Она предпочитает считать его неординарным человеком.
— Значит, он не может с ней об этом поговорить?
Эдвард поднес ее руку к губам и поцеловал.
— С ней вообще ни о чем нельзя поговорить. Кроме денег, акций, процентов и цен на недвижимость…
— Бедняга Роберт!
— Ему наплевать. Он живет своей жизнью и выкачивает из нее деньги, когда ему надо.
— Но Люси, — сказала Элинор, — Люси ведь знает, что он гей, должна знать!