Ревностно выполнял я все требования, все обряды. Молился, читал псалтырь, выдерживал долгие и изнурительные посты. Это был совершенно особый уклад жизни. Мы жили очень изолированно от всех. Далее просто пойти в гости было невозможно. Во всем виделась скверна, грех. Поэтому, когда в семнадцать лет я пришел на завод, не сразу обвыкся, долго чурался всего мирского.
Узнал я тогда профессию, которую полюбил и ценю до сей поры, стал модельщиком. Сам этот труд мне много дал, разбудил по-настоящему мысль. Работа модельщика требует большого творчества, раздумий, острой природной смекалки. Постепенно в работе сблизился с людьми. Среди них нашел по-настоящему интересных, умных собеседников. Жизнь понемногу сняла с меня жесткие религиозные путы.
И все-таки в родном поселке, где столько связано с детством, юностью, полной отрешенности от прежних взглядов у меня не наступило. Только когда переехал в Магнитогорск, пришло чувство действительной свободы. Новая жизнь захватила.
Поступил в чугунолитейный цех металлургического комбината. Здесь для настоящего модельщика широкий размах. Каждый день новое задание, новые чертежи, новые расчеты. Сколько лет прошло, а я все еще помню некоторые из них!
В 1956 году пришло время выходить на пенсию. Сначала радовался: столько времени для отдыха! На Крыловском поселке у меня свой домик, небольшой садик, огород. Думал, все это займет мое время. Не тут-то было, тосковал по прежней работе, по цеху, будто сразу ушло из жизни что-то очень значительное.
Именно тогда встретил старого своего знакомого. В войну мы жили в одном бараке. Вспомнили то трудное время, перекинулись на настоящее. Он признался, что находит утешение, бывая в молитвенном доме. Начал доказывать истинный приоритет этого религиозного направления перед другими верованиями. А так как я знал старообрядческую службу, то решил послушать, сравнить.
Пришел из любопытства, потом зачастил. Я уже говорил, что старообрядческая служба отличается суровостью. У евангельских христиан-баптистов, как мне показалось, все построено на равенстве, внимании к ближнему, нет старших, нет младших. Единое обращение — «брат», «сестра». Все это подкупало! Ритуал собраний лишен той статичности, повторов, что отличает православную службу. Интересными, поучительными оказались проповеди, тронуло духовное пение.
Более того, мне захотелось и самому что-то сказать. Сам я человек не шумный, и в других ценю сдержанность, ровность характера. Поэтому темы о кротости, смирении стали близкими мне. Попробовал выступить — получилось. Слушали со вниманием, и присутствующие, и я были одинаково взволнованы, растроганы.
Скоро меня выдвинули в число проповедников. Стал внимательно штудировать священное писание. Для выступления уже брал разъяснительные темы: о любви к богу, к ближнему своему, о рождении Христа.
Хочу сказать искренне, уверовал во всем сам. Мне казалось — в общине круг людей, тех отношений, которые всегда меня привлекают: откровенность, чистота, искренняя любовь к ближнему, всем людям. Сам проникся каким-то особым благостным чувством. Показалось: прошлую жизнь прожил не так, как следовало, кого-то обидел, кого-то задел.
Руководство и верующие оказывали мне доверие. Скоро уже был в курсе дел всей общины. Все, что от меня зависело, выполнял энергично, с готовностью…
И все-таки, когда же в какой момент вкралась и довольно прочно осела первая искра неверия, разочарования? Я не люблю, когда о тех, кто отошел от религии, пишут или говорят приблизительно так: «он очнулся», «у него раскрылись глаза», «он снова вернулся к жизни…» Это очень примитивно, создает какую-то иллюзорность мгновенности, скорого и быстрого решения. На самом деле все не так, отречение от прежних идеалов — длительный психологический процесс, сложная духовная ломка, когда порою сам пугаешься того, о чем помышляешь, какие кощунственные, еретические мысли одолевают тебя.
Первое, что неприятно поразило, несколько охладило мой благостный пыл, — грызня, свара между проповедниками Грабовским и Грузновым за право быть пресвитерами. Образовались как бы две партии. Второе — те склоки, та прямая откровенная вражда, развязавшаяся между членами инициативной группы (сейчас они именуют себя сторонниками совета церквей) и всеми остальными верующими.
В ту пору я был послан в Куйбышев, где собрались проповедники многих областей. Там вражда двух группировок предстала особенно резко. Начались дебаты, взаимные обиды, упреки, выяснения всех прошлых ошибок, угрозы — прямо-таки перепалка, как у плохих соседей!