— Да, сейчас же по возвращении из Института космической медицины он собрал всех сотрудников и рассказал о заседании.
— Какое же все-таки вынесли решение?
— Всеволод Александрович сказал, что в проекте, который был подготовлен им вместе со Штейном, говорилось о желательности дальнейших испытаний метода на обезьянах... по мере получения лейкозных животных. Но академик Свиридов воодушевился и предложил рекомендовать метод для испытания в клинике. Поскольку рекомендация направлена в министерство, такое решение, собственно, никого ни к чему не обязывает. Но Свиридов человек влиятельный, и не исключено, что в ближайшее время метод будет испытан, хотя Брандт и Штейн сами заявили, что считают клинические испытания преждевременными. Я сразу подумал об Андрее. Конечно, лейкоз — болезнь неизлечимая. Но уж лучше оттянуть время в расчете на разработку более надежного метода, чем испытывать сомнительный. А ведь Андрей в университетской клинике. И его излечение было бы для Брандта очень важно, чтобы продемонстрировать практические перспективы нового института. Тогда я и выступил. И конечно, свалял дурака. — Что же ты сказал?
— Я сказал, что, может быть, продолжая разработку метода лечения лейкозов препаратами ДНК, надо обратить внимание на биологические средства лечения. И сразу увидел, что сел в галошу. Я ведь не знал, что сегодня, на том же заседании Комитета по космической медицине только что провалили ваш метод. Но давать обратный ход уже было нельзя. Всеволод Александрович спросил, какие для этого основания. Тогда я напомнил о своей дипломной работе, сказал, что сходные данные уже появились в мировой литературе...
— И что же Брандт?
— Он ушел отсюда час назад. «Я, — говорит, — и слушать не хочу о ваших фантазиях. Хватит, — говорит, — с меня и одного случая. Я удивляюсь, как современная молодежь решается действовать на свой риск и страх, вопреки всем планам и заданиям. Нет, — говорит, — такого самоуправства я терпеть более не намерен».
— Постой, постой, а что ты, собственно, ему демонстрировал?
— Да я ничего и не демонстрировал. Сказал только в двух словах о существе своих наблюдений.
— В чем же они заключаются? — уже с некоторым раздражением спросил Юрий.
Ярослав замялся.
— Понимаешь, ничего нового в моих наблюдениях нет. Просто я хотел испытать действие лечебной сыворотки на новой модели... На лейкемических клетках высшего организма...
Юрий слушал с возрастающим недоумением.
— Какого же такого высшего организма? — спросил он с досадой.
— Ну, высшего млекопитающего...
— Обезьяны?
— Обезьяны, обезьяны! — взорвался, наконец, Ярослав. — Не обезьяны, а, если хочешь знать, аоита!
Юрий опешил от изумления.
— Как... аоита? — спросил он растерянно.
— Ну вот так, аоита. Когда закончилась возня с его оживлением, я взял небольшой баллон с кровью. Никто не обратил внимания.
— Ты с ума сошел! Как ты мог это сделать?
— Вот именно так сказал и Всеволод Александрович. «Вы с ума сошли! Кто вам позволил это сделать?» А я никого не спрашивал. Взял баллончик с кровью и положил в карман.
— Как же это тебе пришло в голову?
— А вот так!
Ярослав сердито посмотрел на Юрия сквозь очки, потом не выдержал и засмеялся.
— Мало ли что приходит в голову, когда думаешь о чем-нибудь не переставая. Знаешь, о чем я думал, когда смотрел у Владимира Николаевича расшифровки этих... космических текстов?
— Каких?
— Тех, что и ты видел... Новеллу о космическом кораблике Лэиле...
— О чем же ты подумал?
— О том, что сигнал бедствия или предупреждения, который они посылают на другие обитаемые планеты, относится к радиационному поражению.
Ярослав опять посмотрел на Юрия, ожидая возражений, и запальчиво продолжал:
— Да, да, к радиационному поражению. Лейкемия на их планете стала, по-видимому, бедствием, с которым они, несмотря на свои достижения в науке и технике, не в состоянии справиться.
— Постой, — перебил его Юрий. — Какая лейкемия?
— Самая настоящая лейкемия, лимфолейкоз, как у Андрея.
— Как же ты определил?
— Самым банальным образом. После размораживания отцентрифугировал кровь и из пленки лейкоцитов поставил культуру... Работа была дьявольская... Но в конце концов получил превосходные перевивные культуры злокачественных лимфоцитов.
— Ты уверен, что они злокачественные?
— Еще бы! Уже по их количеству в крови нетрудно было определить белокровие... Ну, а в культурах обнаружились типичные признаки опухолевых клеток. Потом я перевил их рентгенизированным крысам — пересаженные лимфоциты заполонили всю кровь и кроветворные органы.