— А разве жизнь без страданий возможна? — тихо спросила Майя.
— Друзья, Луна всходит! — вдруг воскликнула Алла.
Все повернули головы влево. Над силуэтами зданий показалась ярко-желтая макушка луны, заливающей небо матовым сиянием.
— А что слышно о высадке на Луну? — спросила Тоня.
— Для посадочной площадки сброшены все необходимые материалы, — ответил Ярослав. — Теперь надо ждать сообщения об отправке нашей экспедиции. Говорят, высадят большую группу.
— Счастливцы! — с грустью сказала Майя.
Домой, в общежитие, возвращались поздно. Юрий провожал Майю. Она шла, опустив голову.
— Сядем? — предложила она, когда они поравнялись с огромной полукруглой скамейкой, расположенной между бюстами Тимирязева и Дарвина, под могучими зарослями цветущей сирени.
Край скамейки, на которой они сели, был в тени. Юрий с трудом различал лицо девушки.
— Я хотела бы спросить твоего совета, — начала Майя.
— Если я смогу... — ответил Юрий в замешательстве.
— Раз я у тебя спрашиваю, значит, сможешь...
— Я слушаю...
— Мне предлагают поехать в Мексику... С отрядом по противолучевой защите.
— В Мексику? — удивился Юрий. — Кто же это тебе предлагает?
— Ну, допустим, не предлагают, а я сама пошла в комитет и предложила... Я все эти годы работала по лучевому поражению крови... Думаю, что смогу быть полезной... Хотя бы в качестве лаборанта-гематолога...
«Без подвига нет и счастья», — опять пронеслось в голове Юрия. Он с изумлением смотрел на Майю.
— Не знаю, что тебе и сказать, — произнес он, наконец, чувствуя, что не может преодолеть овладевшее им смущение. — Ты это серьезно?
— Да, очень.
— Ну, если ты находишь, что это... Словом, что же можно возразить... Если это твердое решение...
Майя молча слушала его бессвязное бормотание, не поднимая головы.
— Значит, так тому и быть, — сказала она совсем тихо и встала. Юрий тоже поднялся. Она остановила его.
— Я одна... Спокойной ночи.
Юрий с огорчением смотрел ей вслед, он прекрасно понимал, что именно его слова были для Майи решающими, но что он мог сказать этой девушке, к которой не чувствовал ничего, кроме самой простой товарищеской привязанности?
Раздался шум — это возвращались студенты. Обрывки разговоров, смех, пение мешали ему сосредоточиться, привести в порядок свои мысли.
«Да, без подвига, должно быть, действительно нет счастья...» — думал он, медленно идя по аллее.
— Юра! — услышал он за собой знакомый голос, от звука которого радостно-тоскливо сжалось его сердце. Он оглянулся.
Зоя шла по аллее в сопровождении Штейна. В ярком свете люминесцентных ламп ее лицо сияло такой радостью, что Юрий невольно улыбнулся, хотя присутствие Штейна совсем не располагало к веселью. Впрочем, Герман Романович не счел необходимым провожать Зою дальше. Он вежливо простился с ней, кивнул Юрию и скрылся в боковой аллее.
— Поздравляю тебя, — сказала Зоя, протянув Юрию руку.
— Спасибо. — Юрий сжал ее тонкие прохладные пальцы.
— Ты доволен? — спросила она тоном, в котором звучала уверенность в его утвердительном ответе.
— Ну, конечно.
— И тому, что будешь работать у Всеволода Александровича? Я так рада за тебя! Какое это интересное и важное направление! Мне рассказывал Герман Романович о новой тематике кафедры.
Юрий промолчал.
— Верно? — настойчиво спросила Зоя.
Юрий пожал плечами.
— Будем работать, посмотрим, что выйдет, — сказал он уклончиво.
Зоя перестала улыбаться.
— Почему ты так говоришь? — насторожилась она.
— Потому что большого восторга эта новая тематика кафедры у меня не вызывает, — угрюмо ответил Юрий, невольно взглянув вслед удаляющемуся Штейну. — Проще говоря, я очень сомневаюсь, что на этом пути удастся разработать те средства защиты от лучевого поражения, о которых мечтает профессор Брандт.
Зоя с огорчением посмотрела на Юрия.
— Как ты можешь так говорить! — возмутилась она. — Всеволод Александрович приступает к этому этапу в своей работе, опираясь на огромный опыт предшествующих подготовительных исследований... Это естественный переход от молекулярной патологии к молекулярной терапии лучевого поражения.
— Это тебе Штейн разъяснил? — усмехнулся Юрий.
— Да, мы говорили с Германом Романовичем на эту тему. И что же?
— Желаю ему успеха, — сказал Юрий, с трудом переводя дыхание. И добавил, с ужасом чувствуя, что говорит непоправимую глупость: — во всех отношениях!