Глава 1
Вой. Мы привыкли к нему, он стал частью нашей жизни. Глухой, едва слышный, где – то там за линией горизонта. Почти приносящий спокойствие.
Но, не сегодня. Сегодня вой раздался непозволительно близко, нет даже не близко – рядом. Настолько, что я замерла, на мгновение забыв куда иду и где я нахожусь. Захотелось оглянуться по сторонам: нет ли желтых огоньков глаз, но страх не позволил. Так и стояла, боясь сделать шаг, а еще больше остаться на месте. До дома – рукой подать, всего-то метров триста, я уже вижу коричневую крышу. Кажется, прошла вечность от жуткого звука, до оглушительного лая дворовых собак, которые своим визгом заглушили и мой страх. Наконец-то мозг смог осмыслить случившееся и дал команду телу: иди дальше. Даже не бежать, а идти, аккуратно ступая по утоптанной узкой тропинке, покрытой льдом. Руки оттягивали тяжелые сумки, сегодня в продуктовой лавке было пополнение, и медовуха для отца свежая, не расплескать бы.
Сейчас, ступая в этом звучном хоре, я понимаю, как глупо было так пугаться. Возможно, это и просто собака завыла от холода. Зима выдалась лютая, я такую не помню. Да и если волки вернулись – забор их не пропустит на территорию села. Высоченный, метра два, он стоит с момента основания поселения. С того времени, как наши предки пришли сюда, вытесняя все живое и неживое, мешающее их жизни. Говорят, изначально забор был не высокий, но волки, чью территорию заняли люди, легко его одолевали, сражаясь за свой кусок земли яростно и упрямо. Резали живность, что прадеды привели с собой, а подчас и людей. Война была не на жизнь, а насмерть. Но, в конце концов люди вырезали хищников, если кто и остался – ушел так далеко в леса, что и сейчас наши охотники не встречают их следов. С тех пор забор так и стоит, мы иногда латаем проблемные места, так что он их сдержит, даже если и вернулись. Невольная дрожь прошла по телу. Бабушка всегда говорила, что волки вернуться рано или поздно, и люди ответят за все зло, что причинили, придя на чужую территорию. Папа называл ее чокнутой.
Я испытала огромное облегчение, когда закрыла за собой калитку. Дверь мне открыла мама. Сразу видно: встревожена. За ее спиной вижу отца, он одевается в шубу, но голову в мою сторону повернул.
- Что там случилось, дочка, что за гам устроили псы?
Я краснею, дома, в тепле, за толстыми бревенчатыми стенами, сама мысль о волках кажется абсурдной и детской.
- Там…кто –то завыл за забором и собаки ответили.
Мама передернула плечами, поеживаясь:
- Вот и мне вой послышался, а ты не поверил. Да и собаки странно лают, как будто боятся.
- А ты что, понимаешь собачий язык, разбираешься чего у них там в голове и как они лают? – отец натянул меховую шапку и отодвинул меня с прохода, - Пойду узнаю, что так моих трусих испугало. Наслушались бредней старой ведьмы, тьфу.
Мама поджала губы и промолчала, бабушка давно умерла, а отец также терпеть ее не может. Помнит, как она противилась их свадьбе, не хотела отдавать свою Ланочку этому невежде.
Мы вместе с мамой перетянули сумки на кухню и принялись разгружать.
- Так ты слышала вой тоже? – я не удерживаюсь и начинаю разговор.
- Угу, - кивает мама, но видно, что не хочет развивать тему. Я вижу, как она напряжена и прислушивается к шуму на улице. Невольно и я начинаю делать тоже самое.
Сумки давно опустошены и продукты перекачивали в кладовую, мама ушла укладывать младших спать, а мне велено ждать отца. Не спеша я накрываю на стол: суп, ломоть хлеба и сало, чеснок, кружку медовухи. Отец всегда на ужин ест суп, говорит привык с детства и лучше засыпает после супа.
Скрип калитки заставляет меня вздрогнуть, я и не заметила, как все вокруг стихло, даже собаки перестали лаять. Интересно, как давно наступила тишина и почему я ее не заметила раньше. Оборачиваюсь к двери и жду.
Отец неспешно зашел в сени, я видела это в окно, значит ничего страшного не случилось - он слишком спокоен. И я расслабляю скованные напряжением плечи. Слышу, как он топаем, стряхивая снег с обуви. Мама за это всегда ругается: это нужно делать за порогом, а не дома. Придется идти и вытирать лужи, которые там скоро будут, но это потом, сейчас я жду новостей, которые меня окончательно успокоят. Я даже не даю отцу закрыть дверь, как с моих губ срывается вопрос: «Ну что там, пап?».
Мне не нравится, когда он не сразу отвечает на вопрос, я знаю, он взвешивает слова, как будто отмеряет размер того, что мне стоит знать.
- Мы никого не нашли, хотя на шум все мужики вывалили, - отец усмехается, но как-то искусственно.
- И все, больше ничего мне не скажешь? – я прямо говорю, что не верю, что ему нечего добавить.
Видимо, отец понимает, что завтра я все равно узнаю и вздохнув, цедит слова: