— Это трудно сделать. В Соединенных Штатах сейчас много дельфинологов. Кроме того, значительное число иностранных ученых работает на нас в своих собственных странах.
Си почесал кончик носа.
— Извините, я повторяюсь, но если все исследователи, иностранные и американские, которых мы субсидируем, публикуют свои работы, а русские не публикуют своих, то русские догонят и, как знать, может быть, перегонят нас.
— Это исключено.
— Почему?
Лорример величественно поднял свою красивую голову.
— Мы — единственная в мире страна, которая в состоянии ежегодно тратить на дельфинов сотни миллионов долларов. Более того, мы единственная страна в мире, которая может содержать сто пятьдесят дельфинологов — повторяю, сто пятьдесят, — не считая субсидируемых нами дельфинологов в союзных странах.
Он помолчал, посмотрел на Си — на его красивом лице появилось выражение строгости — и, не повышая голоса, отрезал:
— Нас никогда не догонят.
— Даже если мы будем публиковать все результаты?
Лорример усмехнулся:
— В США, как и везде, должно пройти время между моментом, когда ученые добиваются результатов, и моментом, когда эти результаты предают гласности.
— Вы меня почти успокоили.
— Я сейчас окончательно успокою вас. Вероятно, настанет день, когда, вместо того чтобы предоставлять каждой лаборатории право решать, что она может, а что не может публиковать, мы должны будем соблюдать секретность.
— Когда же это произойдет?…
— Когда результаты работ наших дельфинологов можно будет использовать практически.
Си выдержал паузу и посмотрел на Лорримера:
— Этот момент еще не настал?
— Нет.
Лорример, прежде чем ответить, помедлил какую-то долю секунды, но Си был слишком хорошо натренирован, чтобы не обратить внимания на эту его нерешительность.
— Я понимаю, — медленно сказал он, — если в один прекрасный день вы все засекретите, то секретность распространится на всех, включая и меня. Но, с другой стороны, я хотел бы быть уверен, что всегда буду получать необходимые сведения и что они всегда будут в моем распоряжении вовремя, чтобы с их помощью я мог направлять мои розыски за границей.
— Вы будете их получать, — сухо ответил Лорример.
Полузакрыв глаза, Си смотрел на Лорримера: «Красивое суровое лицо, десять заповедей словно вписаны в его черты, и все же из нас двоих настоящий аскет не он, а я: ведь он еще позволяет себе такую роскошь, как личные эмоции и моральные запросы». — А теперь, мистер Лорример, — продолжал Си, — я хотел бы узнать некоторые подробности, которые дадут мне возможность четко определить направление моих розысков. К примеру, мне хотелось бы знать, что конкретно интересует военных в исследовании дельфинов.
Лорример улыбнулся, правая сторона его верхней губы оттопырилась, он взглянул на Адамса и отрывисто сказал:
— Кожа.
— Кожа?
Си перевел взгляд с Лорримера на Адамс а и снова на Лорримера.
— В коже дельфина скрыта глубокая тайна, — с легкой насмешкой вступил в разговор Адамс.
Си посмотрел сначала на одного, потом на другого. Лорример сделал своей сигарой какой-то неопределенный жест.
— Объясните, Дэвид, — снисходительно обронил он.
— Мистер Си, что вам известно о коже дельфина? — спросил Адамс.
— Разумеется, ничего.
— А о скорости его плавания?
— Думаю, она очень велика.
— Ее измерили, мистер Си. Она может достигать тридцати узлов.
— Это замечательно.
— Это потрясающе.
— Но при чем здесь кожа? — через некоторое время спросил Си.
— Так вот, утверждают, что большая скорость, с которой плавает дельфин, объясняется свойствами его кожи. Существуют две теории: Макса Крамера…
— Макс Крамер? — оживившись, перебил его Си. — Вы сказали — Макс Крамер? Специалист по ракетам?
Адамс переглянулся с Лорримером:
— Да.
— И что же говорит Макс Крамер? — спросил Си, тут же овладев собой.
— Что на самом деле у дельфина две кожи: одна — внутренняя, облекающая жировой слой, а другая — наружная, покрывающая маленькие вертикальные канальцы, наполненные губчатым веществом, которое пропитано водой. По мнению Крамера, именно благодаря этой наружной коже дельфин плавает на таких больших скоростях. Кожа эта очень упругая, очень гладкая, крайне чувствительна к малейшему давлению, она меняет форму и образует складки, приспосабливаясь к турбулентным завихрениям.
Си прикрыл глаза.
— Позвольте мне прервать вас. Что вы называете турбулентными завихрениями?
— При перемещении любого тела в воде или воздухе возникают турбулентные завихрения, или, если хотите, маленькие водовороты, которые замедляют его движение. По Крамеру, наружная кожа дельфина благодаря необыкновенной эластичности устраняет эти завихрения.
— Это остроумное объяснение.
— Есть и другое. Ученые установили, что наружная кожа дельфина весьма обильно орошается множеством мелких кровеносных сосудов. При высокой скорости движения к этим сосудам резко приливает кровь, выделяя достаточно тепла, чтобы подогревать соприкасающийся с эпидермой слой воды. Именно этот подогрев и устраняет завихрения.
Адамс остановился, взглянул на Лорримера и продолжал:
— Теперь вы понимаете, мистер Си, практическое значение этих исследований?
— Нет, — ответил Си, полузакрыв глаза, — извините, не понимаю.
Адамс взглянул на Лорримера и издал смешок.
— Так вот, благодаря дельфинам, например, ученые сегодня все больше отдают себе отчет в том, что в гидро- и аэродинамике имеет значение не только форма тела, но и его покрытие. Представьте, что нам удалось, наконец, разгадать тайну кожи дельфина: мы сможем промышленным способом изготовлять дельфинью кожу и обшивать ею предметы, предназначенные для перемещения в воде и воздухе. Выигрыш в скорости будет колоссальным.
— Вы хотите сказать — выигрыш в скорости ракет?
— Не только ракет, но и самолетов, подводных лодок, торпед.
Наступила тишина, потом Си спросил:
— И это все?
— Все, — ответил Адамс.
Си с видом простака посмотрел на Адамса и Лорримера.
— Вы меня разочаровали. Я думал, вы мне сообщите, что дельфины говорят по-английски.
— Мистер Си, — сказал Лорример, — не надо верить всему, что пишут журналисты.
— Следовательно, во всех этих россказнях нет ничего реального?
Лорример сделал губами движение, которое у менее воспитанного человека сочли бы гримасой.
— Поезжайте к доктору Лилли, мистер Си, он вам об этом расскажет.
Лорример взглянул на часы.
— Мне осталось задать вам только два вопроса, — с любезной улыбкой успокоил его Си.
— Прошу вас, — сказал Лорример, поднося правую руку ко рту и разглядывая потолок.
— Верно ли, что дельфин прекрасно ориентируется в воде при отсутствии видимости?
— Я об этом слышал.
Молчание. «Сволочь, — подумал Си, — он, видите ли, об этом слышал!…»
— Последний вопрос, — сказал Си. — Можно ли в самом деле приручить дельфина?
— Все зависит от того, что вы имеете в виду под словом «приручить», — вмешался Адамс.
— Ну, к примеру, если дрессировщик выпустит его в открытое море и через несколько минут позовет назад, вернется ли дельфин?
— По моим сведениям, такой опыт не проводился, — ответил Лорример.
Он поднялся.
— Извините, мистер Си, но у меня совещание, и я уже опаздываю.
Си тоже поднялся.
— Это я должен извиниться. Я отнял у вас столько драгоценного времени.
— Дэвид проводит вас, — сказал с еле уловимой улыбкой Лорример. — До свидания, мистер Си.
Дверь закрылась. Длинный, выкрашенный белой краской коридор. Адамс взял Си под руку.
— Ну что, — спросил он, повернув голову направо, — как вы находите старика?
— Немного суров.
— Вы хотите сказать — суров с вами?
— Да.
— Он суров со всеми. — И прибавил: — Говоря откровенно, он считает ваши розыски бесполезными.
Си выпрямился, уязвленный:
— Почему?
— Он вам сам об этом сказал. По его мнению, вовсе не стоит совать нос в советскую дельфинологию. Она никогда не догонит нашей.
— Вообразите на минуту: вдруг у русских появится гений, который сделает решающий шаг в изучении дельфинов?