«Сравнять с землёй», — прихоть Этойна, которая осуществилась в считанные секунды, изъяви он желание. Господи, оказывается, как легко жить в этом мире! Захотел — получил, и плевать, что твоё желание ущемляло интересы других людей. Главное — ты доволен, а Эйтон явно был доволен, раз позволил улыбке обосноваться на губах.
— Это не «твой» дом, Фанни, — напомнил и подозрительно сощурился. — Ты опять была в Бронксе? Да у тебя к нему нездоровая любовь!
— Твоих рук дело, да?
Скажи «нет», скажи «нет»…
— Я сделал доброе дело на благо всего общества — от Бронкса исходило слишком много дерьма! — прикрыла глаза и попыталась совладать с рвущимися наружу эмоциями, но мужчина настойчиво подливал масла в огонь. — Где благодарность, Фанни?
В нескрываемом ужасе распахнула глаза и уставилась на Эйтона, который не осознавал масштабы катастрофы. Он даже не задумывался о последствиях «хочу сравнять с землёй», усердно удовлетворяя своё самолюбие.
— Благодарность? — воскликнула, отчего мой звонкий выкрик эхом разлетелся по этажам, заставляя мужчину в неудовольствии нахмуриться. Мгновение — и меня силой затащили в квартиру и громко хлопнули дверью, подпитывая ярость порцией наглости и вседозволенности.
Отмахнулась от прикосновения к своим рукам и вновь не сдержалась от истерического возгласа:
— Эйтон, ты лишил семьи крыш над головой! Господи, да более тридцати человек толпятся на улице и не знают, куда податься! Пожилые люди, Эйтон!
Светлые брови характерно дрогнули:
— Дом престарелых, стационары принудительного лечения от алкоголизма, от наркоты, в конце концов, психбольницы… Фанни, у этих несчастных людей огромный выбор!
Я растерялась. Хлопала глазами и не знала, говорил ли мужчина серьёзно или это плохой юмор. Однако ничего из перечисленного Эйтона не красило.
— Это бесчеловечно…
Эйтон одарил меня изумлённым взглядом и усмехнулся, когда не позволила приблизиться на шаг — вжалась спиной в дверную поверхность, желая оказаться за ней как можно быстрее. Стены давили, близость мужчины душила, а чувство несправедливости прожигало изнутри.
— Ты жалеешь людей, которые смешали тебя с дерьмом? Жалеешь ублюдка, разгромившего твою квартиру? — моё молчание ещё больше шокировало Эйтона. — Пиздец! Это так наивно и глупо…
— Я не желала зла этим людям, и уж тем более не хотела мстить. Ты оставил без дома целые семьи. И всё для чего? Чтобы потешить своё самолюбие! Это ужасно!
Мужчина осмотрел меня холодным взглядом, в точности, как тогда в клубе, и поражённо покачал головой:
— Здание дома не соответствовало ни техническим нормам, ни санитарным. Я, чёрт подери, облагородил Бронкс, избавив от притона пьяниц и наркоманов! — ледяной голос остудил мой пыл, заставляя поёжиться и обхватить себя руками. — Ненужной сердобольностью ты выставила себя круглой дурой. А я терпеть не могу тупых людей, Франческа, особенно тупых женщин, указывающих мне, как правильно поступать.
Из груди вырвался прерывистых выдох, и кислород отказывался поступить в лёгкие, отчего вынуждена была лихорадочно открывать и закрывать рот в ничтожных попытках. Пережить насмешки Эйтона — дело нелёгкое, но я начала забывать нелестные замечания, а совладеть с собой и не провалиться сквозь землю после того, как понравившийся мужчина назвал тебя «дурой» — вот для этого требовались стальные нервы. Опустила голову на носки своих кед и болезненно протёрла глаза ладонями, не в силах наблюдать за крупными каплями, разбивающихся о тёмно-серую плитку.
Физически ощущала холодность Эйтона и его непоколебимость в своей правоте — в том, что он совершил доброе дело, а я — наивная, глупая плакса. Резко развернулась и схватилась за дверную ручку, но дверь громко захлопнулась под тяжестью мужской ладони. Эйтон слишком близко, и впервые меня эта близость по-настоящему пугала.
— Я хочу уйти, — прохрипела и вновь попыталась покинуть квартиру, но чёрта с два. Эйтон грубо развернул к себе лицо и неодобрительно поцокал языком, разглядывая моё покрасневшее от слёз лицо. Поморщилась от захвата и показано оправила рукав футболки, ощущая тлеющие угольки былой ярости. Мне требовалось побыть одной, как и Эйтону требовалась тишина, однако никто из нас не желал уступать — мужчина проследил за моим скривившимся лицом и отчеканил:
— Ты остаёшься здесь!
Ещё один приказ, требующий скорейшего исполнения. В мире мистера Хилла именно так: ты либо подчиняешься, либо остаёшься один на один с неутешительными последствиями.
— Я не хочу оставаться в обществе человека, чей поступок мне омерзителен!
Как-то я имела неосторожность назвать Эйтона «милым», и не посчитала нужным намотать на ус его шутливое предупреждение а-ля: «Слушайся и повинуйся!» Мистер Браун пришёл в немилость по той же причине, что и я сейчас, дрожа всем телом перед грозно возвышающимся надо мной мужчиной?
— Я тебе омерзителен? — уточнил Эйтон и, услышав в ответ тишину, неприятно исказил губы. — Мне поебать на мнение девочки, которая трясётся от собственной тени. Это же насколько сильно тебя клюнул петух в зад, что ты кинулась в мой дом с обвинениями? — склонился ближе, заставляя повернуть голову в сторону и претерпевать стыдливую дрожь в подбородке. — Ты от страха под себя не сходила, малышка?
Вздрогнула и лихорадочно задёргала дверной ручкой, моля Бога об одном — оказаться как можно дальше от мужчины. Я не могла совладеть с эмоциями, внутренне сгорая от обиды и дикой злости, с которой чуть было не оторвала ручку — настолько желала очутиться за пределами квартиры.
— Отпусти! — прошипела, когда попытки прервал Эйтон, крепким захватам преграждая путь к отступлению:
— Ты никуда не уйдёшь хотя бы потому, что я отказался от встречи с друзьями, лишь бы сегодняшней ночью тебя трахнуть!
Резко перестала вырывать руку из стального захвата и замерла, с ужасом осознавая, что Эйтон поставил своей целью морально меня добить. Уничтожить.
— Я либо трахаю тебя, либо ты идёшь в свою комнату и слушаешь, как я трахаю вызванную шлюху!
Подняла руку и хлестким ударом приложилась о щетинистую щёку Эйтона. Ладонь обожгло, но я не чувствовала боли, чего нельзя было сказать о мужчине, часть лица которого приобрела тёмно-красный отпечаток моих тоненьких пальцев.