– О-о-о! – раздался изнутри хищного цветка пронзительный стон.
Лепесток ослабил хватку, и Иван выдернул ступню. Она пылала, будто после ожога раскалённым железом. Выхватив из ножен меч, Иван раз за разом рубил предательский цветок, покрывая сталь меча чёрной кровью, разрубал лепестки на части, пока стон не прервался. Затем отшвырнул от шеи омерзительно шевелящийся конец языка, кинулся на выручку ящера. Топтун от действия укола приходил в себя, хрипел и визжал, отчаянно сопротивлялся. Помощь к нему подоспела как раз вовремя. Освободившись от всех обрубков цветов, ящер вскочил на лапы и, едва Иван оказался в седле, он очертя голову понёсся через поле, как если бы обезумел от пережитого ужаса.
Он рвал и топтал попадающиеся на пути хищные цветы, Иван же взмахами меча направо и налево срубал языки, которые выстреливались к ним на перехват.
– О-о-о-о! – преследовал их жуткий многоголосый стон истекающих чёрной кровью цветов. Стон этот исходил из-под земли, и земля под ними шевелилась корнями.
Они вырвались с поля в заросли леса, но ящер ошалело давил всё, что было перед ним, и вдруг выбрался на укрытую шапками листвы и ветвей деревьев широкую тропу. Он помчался по тропе, мало обращая внимания на разбросанные по сторонам кости и скелеты самых разных животных и хищников, среди которых попадались останки всевозможных ящеров.
Рослый туземец, нехитрое одеяние которого состояло из чёрной набедренной повязки, бесшумно раздвинул ветви с частыми длинными листьями, с верха старого дерева всмотрелся туда, где в лесном мраке размывались очертания тропы. Тропа эта была достаточно широкой, чтобы по ней могли проходить крупные животные, и лунные отсветы, которые прорвались сквозь густые переплетения буйной тропической растительности к её середине, заляпали вытоптанную землю серебристыми пятнами. По левую руку туземца к дереву, на котором он укрылся, волокнами коры была привязана толстая и длинная полая трубка из какого-то растения. А на конце трубки выделялась упругая груша из застывшего растительного сока, – она была внушительной, в ней уместились бы почти три головы туземца. Деревянные вёсла, накрест сбитые костяным гвоздём, в месте сбоя крепилась к толстому ответвлению ствола дерева таким образом, что наполненная воздухом груша оказывалась между их плоскими лопатками.
Удостоверившись, что по тропе кто-то двигался, туземец издал гортанный крик птицы и достал из подвешенной на суку кожаной сумки костяную стрелку. Избегая прикосновения к её липкому красному острию, засунул стрелку в полую трубку, протолкнул внутрь гибкой тростинкой. Трубка была нацелена на средину тропы, и разукрашенное лицо туземца обезобразилось ухмылкой удовлетворения. Он ухватил руками оба черенка вёсел, раздвинул лопатки, приготовился резко ударить ими по груше и застыл, невидимый с тропы в листве дерева.
На тропе показался измученный и тяжело бредущий ящер. По его рогатой голове и по седоку в широком седле таинственно скользили пятна лунных отсветов. Они приближались к засаде, не догадываясь об этом, и слышалось, как наездник заговорил с ящером.
– А ты молодец, – негромко заметил Иван, одобряюще похлопав Топтуна по шее.
Топтун вышагивал с тихим хрипом, голова его устало клонилась к самой тропе.
Нападение с деревьев застало обоих врасплох. Иван перчаткой успел отбить шип, выпущенный из духового ружья слева от себя, но шип, что летел справа, впился ему под ухо. В тот же миг несколько костяных стрелок вонзились в шкуру ящера. Иван выдернул шип, но не успел дотянуться до аптечки, – сеть из прочных лиан упала с веток и накрыла его и ящера. Перед глазами всё поплыло, начал двоиться Топтун, который яростно бился с сетью, однако только запутывался в ней. Но вот Топтун пьяно зашатался и рухнул, а с деревьев посыпались дикари туземцы. Они тоже двоились, троились, с торжествующими криками бегали вокруг, потрясали дротиками и духовыми ружьями. И самое большое из ружей имело на конце упругую грущу...
Глава 3
Утром, когда всходило приветливо обещающее жаркий день светило, Иван висел подвешенным за руки, в кистях связанные прочной лианой. Удерживающая его на весу лиана была перекинута через корявую ветвь уродливого от старости дерева, и от той ветви пологой струной протянута за выложенную вокруг дерева небольшую каменную ограду загона. За оградой другой её конец был привязан к толстому корню этого же дерева, где он скобой выступал из земли. А в загоне под Иваном копошились мелкие, похожие на карликовых ящеров твари; острые жёлтые клыки безобразно торчали из их открытых пастей с двумя рядами острых зубов. Все они толкались, вытягивались к его обнажённым ступням, повизгивая и похрюкивая от голодных, откровенно плотоядных желаний.