Вдруг над головой разведчика громко фыркнул конь. Стрелков упал лицом в мох. Прошло несколько минут, пока он решился приподнять свою голову от земли. Гать и болото остались позади. Рядом, шагах в двух от него стояло несколько лошадей. Они, посапывая, мягко жевали листву. Сбруя коней была пестрой: желтые английские седла и черные русско-крестьянские уздечки, японские массивные саквы у аккуратных казачьих седел. Хвосты и гривы животных были длинны и косматы.
— Форма не наша, — сообразил разведчик, — надо назад… Но где люди?
Он стал считать лошадей, но звук голосов привлек его слух: люди были в двух саженях, и Стрелков скорее почувствовал, чем услышал их дыхание. Он попытался отползти назад, поднял руку, чтобы придержать фуражку, и, как укушенный, отдернул ее назад… Шагах в десяти стоял человек. Широким плечом он прислонился к дереву и спокойно курил коротенькую трубку. Ствол нерусского ружья был прижат к груди, на которой четко сверкали кресты.
Словно прибитый к земле невидимыми гвоздями, Стрелков затаил дыхание. „Беги… назад… — стучало в голове, — я от дедушки ушел, я от бабушки ушел… Эх, мама“…
Часовой взял ружье. Стрелков закрыл глаза. Нестерпимо чесалась подошва правой ноги.
Он дотянулся губами до какой-то зелени, беззвучно сощипнул ее, словно во сне пожевал и проглотил. Дышать стало легче.
— Этот Лука, видать, старый разбойник, — громко сказал чей-то невидимый голос.
— Лука Рыбин всыплет перцу красноголовикам. Он теперь в Кадинском царь и бог! — проговорил другой голос.
— Па-а Сибири я скитался… — тихонько затянул кто-то пьяным голосом.
Не сводя глаз с часового. Стрелков отцепил от пояса свои гранаты. Кто-то захохотал.
— Щенок, — вдруг заорал первый голос.
— Господа, вы не пьяны…
— Ах, вы так, синьор!..
— Господа…
Люди повскакали. Чья-то шашка прозвенела о ветки дерев и вонзилась в колодину в полуметре от Стрелкова. Ухнул выстрел. Часовой бросился к дерущимся. Стрелков на секунду смешался, затем решительно вырвал кольца гранат и швырнул их в середину свалки… Мощью взрыва его подбросило вверх, воздухом сорвало фуражку, швырнуло в лицо землею. Он протер глаза и схватил карабин. Кто-то барахтался в дыму взрыва. Стрелков, не целясь, дважды выстрелил. Чья-то лохматая фигура метнулась к коням.
— Стой, убью, — гаркнул Стрелков, но человек был уже в седле и исступленно колошматил каблуками бока лошади, привязанной к дереву. Та хрипела и вертелась вокруг ствола. Стрелков на-бегу достал патрон и кинулся к дереву.
— Слезай, — приказал он, — слезай, болван, вишь, конь на привязи!..
Человек, бормоча проклятия, скатился с седла.
— Ложись, — скомандовал Стрелков.
Человек грохнулся наземь.
Стрелков легкой петлей коновязной веревки спутал пленного, перезарядил карабин и прокрался к месту взрыва.
Среди шинелок, оружия, сакв, мешков и бутылок лежали двое неподвижно, разбросав руки. Рядом с ними третий пытался встать на колени, но тотчас падал на живот. Четвертый судорожно взводил курок нагана, но пальцы не повиновались ему. Кто-то с ревом, падая на каждом шагу, на локтях уползал к гати.
Стрелков кинулся за ним, но грянул выстрел, пуля лизнула его волосы и, чмокнув, впилась в кедр. В кустах орешника повис оранжевый дымок. Там сидел на корточках человек и целился в Стрелкова из нагана. Черная фуражка его сползла набок и касалась поднятого плеча. Стрелков присел, вскинул карабин, и человек медленно упал навстречу выстрелу.
Стрелков оглянулся, приподнялся, затем встал и с усилием расстегнул ворот гимнастерки. Он оперся рукой о дерево: сверху за воротник скатились две холодные капли.
Стоны раненых отрезвили его. Больно стиснув зубы, разведчик трижды тщательно прицелился и трижды выстрелил: стало тихо.
Потом он собрал оружие убитых, обвешался гранатами, связал трофеи в тюки и отнес их к лошадям. Построил их в вереницу, связал поводьями за хвосты одна к другой и навьючил. Только тогда Стрелков дважды призывно свистнул. Тотчас по гулкому настилу гати загремели подковы, и перед хозяином степенный и важный явился Лютик.
— Видишь, — сказал разведчик коню, — там шестеро лежат, да здесь один стреножен. И дорога нам с тобой разгорожена, пожалуйте, Лютик Меринович!.. То-то, а ты говорил…
Стрелков снял с его морды ремешок, подтянул подпруги и, подойдя к пленному, пристально оглядел спутанного человека. Тот был длинен и худ, и казалось, наскоро сколочен из обструганных палок и кое-как втиснут в поношенный мешок человеческой кожи. Выцветшее офицерское обмундирование лоснилось пятнами жидкого коровьего помета.