А в то время, о котором я пишу, все они были живы и воевали, и победили. Этого у них не отнять никакому режиму и никакому диктатору.
Белкин попал в академию в середине учебного года и очень обрадовался, когда встретил меня. Помню, как мы вместе сдавали экзамен по военной географии. Обычно в кабинет вызывали двоих, и мы пошли вместе. Взяли билеты и помрачнели. У меня был вопрос по оценке возможного наступления в Манчжурии: топография, пути сообщения, ресурсы, население и т. п. Это был район, который я совершенно не знала и не интересовалась им. Мы больше интересовались западными границами и изучали прилежащие страны как вероятные театры военных действий, А тут — Китай! Я тоскливо посмотрела на слепую карту: ни рек, ни дорог, ни высот… и побрела на место готовиться. К чему? Михаил сидел и тоже явно пускал пузыри. В этот момент дверь открылась, и преподавателя вызвали к телефону. В кабинете осталась только ассистентка, милая застенчивая женщина, в обязанности которой входило, в основном, наблюдение за тем, чтобы не пользовались шпаргалками. Михаил встал, как бы размялся, лениво подошел ко мне и небрежно спросил:
— Тебе что попало?
— Манчжурия, — ответила я, многозначительно глянув на него.
— А тебе?
— Болгария, как возможный театр военных действий…
Преподаватель все не возвращался. Мы прогулялись по кабинету, остановились около карт и, как бы от нечего делать, стали обмениваться фразами — я о Болгарии, он о Манчжурии. Ассистентка смущенно смотрела на нас. Она даже немного покраснела и залепетала что-то о том, что мы теряем время для подготовки. Но мы времени не теряли, и когда преподаватель вернулся, бойко ответили на вопросы и получили в зачетки по четверке. Сильно подозреваю, что вызов к телефону подстроил сам Михаил через своих друзей.
Белкин был на нашем курсе секретарем партбюро, имел два ордена, но общее образование у него было слабовато, и он часто давал мне подправлять свои письменные работы, в том числе и курсовую. Я с удовольствием помогала ему, как, впрочем, и Артуру, который учился курсом старше на Втором разведывательном факультете. Особенно трудно Артуру приходилось с русским языком. Однажды в столовой я познакомила Артура с Полем Арманом, который в Испании командовал танковым подразделением. Поль отреагировал очень неожиданно:
— Так вот за кого мне морду били! — смеясь и пожимая руку, проговорил он.
Оказалось, что когда годом раньше Поля арестовали, то требовали признания, как они вместе с Артуром готовили заговор. Следователь не сомневался, что они были знакомы: оба латыши, оба были в Испании в одно и то же время, оба учатся в одной академии. Так он и подгонял материалы дела, и вдруг — не встречались, не слышали, не знакомы. Невероятно, но факт. Поля выпустили, а Спрогиса не стали трогать.
Был у меня еще один «подопечный» — полковник Степан Макаров, приятель Белкина по работе в Китае, где командовал кавалерийским полком. Военного опыта у него было побольше, чем у Михаила, хотя бывали, конечно, и неудачи. Однажды он переправлял вплавь через быструю реку кавалерийский отряд и не предупредил бойцов, что нужно находиться от коня ниже по течению. Бойцы, державшиеся выше по течению, были снесены под копыта коней. Семь человек погибло. За это Макарову дали десять лет, но каким-то образом вместо тюрьмы он очутился у нас в академии. Генералы-преподаватели Чанышев и Рокоссовский, ставший потом видным полководцем, тоже попали в академию после отсидки. Артур и Поль висели на волоске. Да и со мной, видимо, не знали, что делать: по общей схеме пора как будто брать, но я как-то не подворачивалась. Оказались в академии и крупные руководители испанцы: Модесто, Листер, Родригес, Гальего и другие — люди мало предсказуемые. Похоже, что таким образом академия была для людей, вроде нас, чем-то типа аквариума, где мы были и не при работе, и всегда под рукой, и под постоянным контролем.
До академии Белкин участвовал больше в ликвидации различных банд и занимался диверсионными и террористическими операциями. Правда, не всегда удачно. Однажды он должен был взорвать в тылу противника железнодорожный мост. Установил мину, настроил взрыватель на определенное время и проходивший мимо паровоз, как заранее было договорено, сбавил ход и забрал группу. А мина не сработала. Они не поставили параллельный взрыватель, а это всегда надо делать. Потом он имел кучу неприятностей. Все они рассказывали много интересного и важного, но запоминаются почему-то пустяковые и комичные случаи. Например, когда они с Артуром учились в Пограничной школе, у Спрогиса была служебная собака, которая совершенно его не слушалась и делала все, что хотела, однако записочки девушкам носила исправно.
Итак, летом 1941 года после сдачи экзаменов и перевода на следующий курс академия разъехалась по летним лагерям. Мы ехали в Брест…
Начало войны
На пути в лагерь мы остановились пообедать в Бресте. В офицерской столовой мы застали много местных старших офицеров. Все они были возбуждены и обсуждали последние сведения о концентрации немецких войск на нашей границе. Называли и численность, и вооружение по данным разведки и показаниям перебежчиков. Пообедали мы быстро и пошли смотреть крепость, старые и новые строящиеся укрепления. Граница проходила по реке Буг, через которую был перекинут самый обыкновенный мост, но при взгляде на него в сердце по чему-то возникала тревога. Этот вечер 21 июня 1941 года был тихим и теплым. Никого не удивляло, что из лагеря в город Гродно, километрах в трех от нас, никого не выпускали. На рассвете следующего воскресного дня должны были начаться учения сил противовоздушной обороны округа. Мы должны были включиться в них в восемь часов утра в качестве посредников.
Вечером было объявлено, что завтра в 7:00 — подъем, зарядка, завтрак. Получив пистолеты, патроны и начистив сапоги, легли спать пораньше. Оружие положили под подушки, обмундирование и снаряжение сложили на стулья около коек.
Только начало светать, нас разбудил раскат грома. Гроза? Ах, да — сегодня же учения. Можно еще поспать. Но глаза не закрываются. Странный какой-то гром. Так в Испании рвались бомбы… Наскоро оделась. Вот еще… еще… Я вышла в коридор. Из соседних комнат вышло несколько ребят в трусах и майках. Лица очень серьезные. Видно, не мне одной были знакомы настоящие разрывы. Побежали одеваться — сейчас прозвучит сигнал боевой тревоги. А может быть, так и должны проходить учения ПВО? Ведь раньше я их не видела. Раздалось еще несколько разрывов. Это уже близко. Кажется, в районе вокзала. Нет. Это не учения…
— Ребята, подъем! Быстро!
Кто это крикнул? Не все ли равно. Все повскакивали, натягивая гимнастерки выбегали из спален. Никто ничего не знал, но почуяли — война. Через минуту все двести человек в полной готовности высыпали на плац и разобрались по группам. Противогазы, как всегда, оставили. Их брали только по особо торжественным случаям или по особому распоряжению — толку от них никакого, а мешали они здорово. Тревогу по лагерю так и не объявили. Оказалось, что никого из начальства на территории нет. Наверно, все в городе, да и вообще — ночь с субботы на воскресенье… дело понятное. Небольшой, мощеный булыжником плац был наполовину заставлен грузовиками с брезентовыми тентами. Это наш академический транспорт. Все водители стояли у своих машин, беспокойно оглядываясь по сторонам: ждали команды. Старшины учебных групп тоже не знали, что делать дальше. Потолкались с полчаса, уселись на булыжниках — кто знает, сколько еще ждать. Над головами послышался звук мотора, показался один истребитель. Только один. Так не должно быть… К группам стали подходить преподаватели. Они тоже ничего не знали. Во всяком случае, не больше нашего. Подошел преподаватель и к нам. Наверно, из войск ПВО — раньше мы его не видели.
— Какая группа?
— Восьмая.
— Значит, мне работать с вами. — Сказал он спокойно, застегивая верхнюю пуговицу гимнастерки.
Интересно, где он начал застегивать нижнюю? Кажется, он вышел из буфета.