— Не обязательно. Во-первых, смысла нет, если постоянно капает; во-вторых, остаётся зависимость в смысле работы; в-третьих, можно обязать не наличностью, а натуральным выражением: квартирой, тачкой.
— Короткий поводок? — прошептала Лаура, полуприкрыв глаза.
— Нечто вроде.
— А если он решит метить выше и найдёт другой уровень? «Нечто вроде» Евгения?
— Ма, ну здесь ты зря перестраховываешься и стараешься прогнозировать так далеко. Пока одно, пока другое, пока третье, пока поиск… Да за это время любой красавец надоест! Помнишь, как в «Ариадне» он уже не знал, кому любовницу сбыть, и счастлив был безмерно, когда это наконец состоялось.
— Слава тебе, господи! — Мать выдохнула, выпрямилась и раскрыла очи. — Пришёл к правильному логическому концу. Ничто не вечно, любовь взмывает на пик и съезжает на ноль. А каждая последующая… она воспринимается так же сильно, как предыдущая, вне зависимости от степени красоты объекта. Это новое, это непознанное, откопаешь или не откопаешь совершенства — дело десятое. Манят ощущения, манит чувство, манит желание, манит физиология. К чему разбираться? Лучше сразу отпихнуть прошлое и окунуться в другой океан. Весной предполагается Италия… Тебя поймала итальянская любовь — может, и ты поймаешь её от итальянца.
— Ого! Ты не только дизайнер, но и психолог!
— Как не постараться ради сына! Э, Марио, плюнь на всё, наглей! — Лаура затрясла в руках плечи сына. — Выше голову! Дерзай, заявляй о намерениях, предлагай, договаривайся, покупай, продавай, трахай, играй, удерживай, прогоняй! Обломится — не горюй, переходи на другое. Одно исключение только подтверждает общее правило. И помни: в наше время… да что наше время! — всегда люди были, есть и будут подлы, алчны и охочи до жратвы, мяса, зрелищ…
— Да, мясо — это хорошо в любом виде, но не с точки зрения религии.
— Э! — презрительно сморщилась мать. — Вера — это знание о великом импульсе, доказательства Платона, жизнь Христа, опыты Теслы, наличие души. А религия — политика, церковь, католичество, разбой под названием крестовых походов, инквизиция, месса, уничтожение гугенотов, грязные замыслы, педофилия, та же подлость.
— Есть ещё православие.
— Да, оно лучше. Религия — отражение жизни, сродни литературе, и православие выше католичества настолько, насколько русская литература выше европейской.
— А живопись?
— Это уже сложнее, это вторая, третья производная, от духовного, от веры. Это национальная особенность, чувство образа, техника. Это огромное наследие дохристианской античности — те же греки, римляне… Ой, заболталась, так до рассвета не разберёмся, а тебе завтра с утра… Небось, жажда после картошки? Одного стакана явно мало. Сейчас я тебе чайку… — Лаура вышла и вернулась через пару минут с чашкой в руках. — Всё! Пей, последнюю сигарету и баиньки. Спокойной ночи! — и вышла вторично, уже окончательно.
«Она права, — думал Марио. — В любой страсти есть черта между сумасбродством и здравым смыслом. Додумаю завтра».
К полудню следующего дня, когда Валерий Вениаминович работал в кабинете, а Лаура собиралась на лекции пересменки в институте, раздался звонок в дверь. Женщина открыла, на пороге стоял Евгений Савельевич.
— Здравствуйте!
— Проходите, проходите.
— До чего эффектна южная красота в контрасте чёрно-белого…
— К сожалению, она собирается на работу и поэтому предлагает взамен свою вторую половину. Валерий в кабинете. Пожалуйте за мной.
Лаура прошла столовую и открыла дверь.
— Валера! К тебе Евгений Савельевич. Входите, входите. Так как личный секретарь в неслужебных апартаментах тебе не полагается, то кофейник на подоконнике, коньяк справа, а жена по центру — на дороге в институт. Всего доброго, не скучайте.
Конечно, можно было остаться и подождать окончания беседы, но Лаура не знала, сколько таковая продлится. Прибавив к этому возможность опоздать, она решила подогреть любопытство, отложив удовлетворение его на вечер, и вышла из дому, обмозговывая незадачливую любовь своего сына.
В это время мужчины пожали друг другу руки и уселись.
— Что ж, начнём. В первую очередь текущее. Марио известил меня о том, что ваша супруга пожелала немного расширить проект. Я уже прикинул это на ватмане. — И на стол перед Евгением Савельевичем лёг упрямо сворачивавшийся в трубку плотный лист.