В любом случае надо занять всё его свободное и рабочее время, заполнить его ею, ею одной, только Мариной, чтобы ни минуты не нашлось для других. Не действовать ему на мозги, не играть на нервах, а стать естественной, разумеющейся, необходимой спутницей, узнать его получше, понять, чем живёт, чем дышит, соответствовать его интересам, отбросить свои лень, самолюбие и гордость, чтобы восхвалять, льстить, печься и печь, угождать и угощать, заботиться; справиться у матери, как сильнее воздействовать.
Что теперь получается? Она красивая, молодая, единственная и неповторимая, Филипп в неё страстно влюбляется, разумеется, без преждевременных посягательств на её целомудрие (она ведь ещё чистая, порядочная и добродетельная), дышит одной ею и хочет на ней жениться. И вот сейчас надо обозреть к этому препятствия. Сами взгляды Филиппа к ним уже не относятся, потому что любовь будет царить в нём безраздельно, а от легкомыслия, если оно и имело место, ничего не останется… не останется… остаются… Останутся его родители, которые могут иметь глупые предубеждения, что Филиппу ещё рано обзаводиться семьёй, и столь же глупую ревность к тому, что брак их единственного сына уведёт его из их семьи и лишит возможности видеться ежедневно. Нет, когда они увидят Марину, узнают, какому сокровищу вверяют своё чадо, все их сомнения рассеются, они ещё и рады будут, что Марина с Филиппом так подходят друг другу! А заартачатся, возымеют намерения на выгодный брак — Филипп сумеет их упросить: не в деньгах счастье. И, в конце концов, родители в нынешнее время мало что решают, тем более что устроиться можно будет без их помощи. В общем, главное — любовь Филиппа, её и надо добиваться, а всё остальное приложится!
Марина дошла до того, что чуть было не заявилась к отцу поинтересоваться, не будет ли он возражать, если будущее Маринино счастье поселится в их квартире. Так хотелось как бы проговориться, тряхнуть гордой счастливой головой, стать уже устраивающейся, замуж выходящей! Какие удивлённые реплики она услышит, какие взгляды уловит, какие чувства заметит! Как жаль, что ещё чуть рановато! Но ничего, она потерпит, ведь играет на всю будущую жизнь!
И Марина принялась думать, какое платье наденет в понедельник, какие туфельки подберёт во вторник, какую бижутерию прикупит в среду, как накрасится в четверг, как прикуёт к себе внимание избранника, какими речами удивит, какими взглядами одарит. Она избрала для себя сперва планы такого рода главным образом потому, что они не требовали от неё каких-то кардинальных изменений, жертв, отрешения от привычного образа жизни, а приятно вкладывались в её времяпрепровождение, делая привычное и важным, и приятным, удаляли из него скуку суетности и повседневщины. Сначала надо было идти по проторенной дорожке: она известна и легка. Только если на ней её постигнет неудача, придётся переходить на незнакомые, трудные, извилистые, тернистые тропы. Для того, чтобы «узнать, понять, соответствовать» и далее «печься, угождать, заботиться», вкалывать надлежало серьёзно, и Марина надеялась, что этого не потребуется, но на всякий случай имела в виду все эти хлопоты как крайнюю меру. Так она думала. Думала — и смотрела на телефон. Он молчал. Конечно, ещё рано, день только начинается, и милый спит после первой трудовой недели. Не исключено, что сегодня он вообще не позвонит: он вежлив, не может позволить себе такую назойливость. Неделя-другая — и все соображения о неприличии настырности испарятся, когда он поймёт, что и часу не может прожить без Марины, и вот тогда!..
Как правильно рассудила Марина, милый действительно спал и проснулся в субботу довольно поздно, несмотря на то, что отец давно уже нарочно громко покашливал, ибо рвался к телевизору. Он не то чтобы заботился о спокойствии сына и его последних сновидениях — просто жена вполне серьёзно пригрозила пилить его все выходные, если он не даст «бедному мальчику» хорошенько отдохнуть, и ушла на три субботних урока, оставив на столе для Филиппа завтрак, тщательно прикрытый салфеткой. Зевнув, потянувшись и взъерошив дивную шевелюру (ах, как хотела бы Маринина рука оказаться на месте его пальцев!), Филипп буркнул отцу «привет! включай!», поднялся и поплёлся к столу, но не за завтраком, а за сигаретой. Он смотрел на свою скромную пачку «Космоса», вспоминая о выкуренных «Мальборо», и пытался уяснить, таилось ли в непринуждённых разговорах с Лилией Андреевной нечто… нечто… Филипп задрал голову, пустил к потолку струйку дыма и вздохнул. Все девчонки куда-то разбежались, Марина, по-видимому, надолго нацепила на себя нимб святости, а перед глазами пляшут, как нечаянно услышанная и давно надоевшая мелодия, несносные цифры, и нет никакой возможности от них избавиться. «Всё хорошо, всё хорошо, у меня выходной, даже целых два». Это должно помочь.