«Начать курить и влезть в тесную компанию, нагло нарушая их уединённость? Припереть Филиппа к стенке и прямо спросить, будет ли он со мной встречаться? А, может, мне просто показалось: он действительно хочет прочитать библию, а Светка упражняется в непристойностях просто из зависти? Но как же я спрошу, согласен ли он со мной встречаться: это всё равно что требовать свиданий, я этим и себя унижу, и его оттолкну. Что он там болтал о какой-то дачке? Вдруг у него на самом деле другая, а я просто для разнообразия? Что там ещё остаётся? Ещё было что-то неприятное… Ах да, это… „Избыток благонравия“. „Избыток благонравия неуместен“ — прямой намёк на то, что ему от меня нужно. Это серьёзно ему нужно, или он привык это получать от любой без особых хлопот? До чего гадкий день!»
Марина опомнилась только тогда, когда допечатала страницу. Она провела рукой по горящему лицу и осмотрелась.
— Ты в передовики социалистического труда рвёшься? Держи чашку, успокойся, — тон Светы по-прежнему был насмешлив.
— Сегодня твои шуточки неудачны, — отрезала Марина, принимая чашку.
— Не более, чем твоё, сдаётся, преждевременное право на ревность.
Марине пришло в голову, что Света постоянными подколами не столько хочет досадить Марине, сколько надоесть Филиппу с тем, чтобы он махнул на всё рукой и оставил любые ухаживания, и её ответ прозвучал рассчитанно беззлобно и безразлично:
— Вечно у тебя одни шашни на уме, да и в них ты делаешь из мухи слона.
Филипп слушал перепалку рассеянно, его больше занимали библия и предстоящий разговор с Лилией Андреевной на лестничной площадке. Как поведёт себя женщина, не разберёт ли детально предполагаемый приём гостя? А Марина? Сделала ли она должный вывод из его предпоследней, обращённой к ней, фразы? Хорошо, что Нинка вчера устроила ему приятный вечер: теперь он может взирать на всё трезво, без голода, обычно туманящего глаз, хотя ему уже немного хочется… и Маринку, и Лилию Андреевну.
Через полчаса, вкратце описав Лилии Андреевне свою прогулку с Мариной, Филипп кое-где досадливо, но в целом равнодушно, как бы спрашивал совета у женщины:
— Она же должна понимать, что мне двадцать два года, а не двенадцать…
— Ну да. Объятия в подворотнях и поцелуи в кинотеатрах не вызывают в тебе того восторга, на который она рассчитывает и который испытывает сама.
— Вот я и думаю: может, сразу объясниться и прекратить всё это, не тащить через пень колоду… полудохлых отношений?
Филипп вёл разговор лениво-рассеянно, но цепким взглядом старался оценить реакцию собеседницы, а она, подстраиваясь под его тон, задумчивым взором смотрела вдаль, вероятно, что-то соображая, — что-то, не имеющее никакой личной выгоды и преследующее только его, Филиппа, интересы:
— Я бы этого не делала. Во всяком случае, не так категорично.
— Почему?
— Видишь ли… Давай оценим ситуацию здраво. То, что ты имеешь, и то, чего у тебя пока нет. Ты парень, ты молод, у тебя прекрасная внешность, у тебя кто-то есть. Пусть фрагментарно, периодически — неважно: тебе больше и не нужно, серьёзные увлечения в твоём возрасте, как правило, лишние, а эпизодические отношения тем и хороши, что, привнося новые впечатления, всегда взбадривают.
— Странно слышать это от женщины: вы обычно порицаете…
— Ещё более странно то, что ты услышишь сейчас. Когда по каким-то причинам на какое-то время эти отношения прерываются, тебе всегда может прийти на помощь самообслуживание. Неожиданность этого для меня лично заключается в том, что я относительно недавно узнала: подавляющее большинство мужчин рассматривают его неотъемлемой частью своей сексуальной жизни.