Марина спускалась по лестнице; Филипп следовал за ней, озадаченный отказом Лилии Андреевны, и неодобрительно поглядывал на свежевыкрашенные тёмно-зелёные стены. Они остановились, миновав один пролёт.
— Ну и ядовитый оттенок! Давай, привыкай к самому приятному последствию открытия Америки.
Марина осторожно, неглубоко затянулась и сморщилась:
— По мне, так картошка приятнее.
— Это сперва. Родители не будут ругать, если пристрастишься?
— Вряд ли: не в смысле родителей, а в смысле «пристращения».
Марина курила, и первая сигарета туманила сознание. Смешались, куда-то далеко удалились обрывки недавних разговоров, ухмылки, намёки. Какое ей дело до этой заносчивой Лилии Андреевны, этой завистливой Светки, если они сейчас одни, одни на лестничной клетке, и кажется, что в целом мире не существует более никого, кроме их двоих? Вот он, Филипп, красавец Филипп, он рядом, он такой близкий, тёплый, живой, и никакого значения не имеет всё сказанное ранее! Если бы она могла броситься ему на шею, поцеловать эти дивные глаза, впиться в волшебные губы — алчно, нагло, бесстыдно!
Это краткое уединение оказывало своё действие и на Филиппа. Он устал от обстрелов Лилии Андреевны, ещё более — от непонимания их причин, по-прежнему думая, что всё это неспроста. К блужданиям в тёмных дебрях он не привык и, вырвавшись из кабинета, испытывал облегчение, словно глотнул свежего воздуха. Марина была рядом, с ней всё было просто и понятно. Да, однообразно, да, без того, что ему нужно, но кто сказал, что нужное ему безоговорочно обещано той, другой? Та, другая, капризна, своенравна, взбалмошна, независима, наверное, непостоянна. Да, ещё в пятницу он хотел, чтобы учили его, но сейчас терпеть пошлости, в которых не прослеживается ни намёка на уважение к его персоне, он не намерен. В конце концов, он никому ничего не должен, никому не клялся в верности. Приволокнётся за двумя, а там видно будет, и даже в случае двойной неудачи на ближайшее будущее остаётся Нинка, которая ничего не требует, зато делает всё. Марина, правда, намного более хорошенькая… Лиля тоже эффектна, да ещё прекрасной фигурой с лихвой компенсирует своё сорокалетие. Что она там говорила о Марине? Ах, да, сохранять видимость возможного развития дальнейших отношений. Сейчас он сохранит и разовьёт — и Филипп привлёк Марину к себе.
— Испугалась? — спросил он, перебирая золотистые волосы.
— Н-нет, — с запинкой ответила она, млея от удовольствия. — Разве что могут увидеть, — и крепче прижалась к Филиппу.
Тепло девушки разогрело парня: он запечатлел на её щеке два поцелуя, сам не зная, что вкладывает в них: ответ на немую просьбу, внезапный визит нежности или начало страсти.
— Встретимся в конце недели?
— А почему в конце? — огорчилась Марина: двери рая собирались распахнуться с большим опозданием.
— В ближайшие дни не смогу: одному парню надо помочь с курсовым. Хочешь не хочешь, но отказаться не мог. — Филиппу не хотелось за следствием придумывать и причину, и он умолк.
— Ну ладно, подождём до… — Марина выжидательно посмотрела в дивные очи.
— Четверга, я думаю, но стопроцентно — в пятницу.
Лилия, оставшись в кабинете втроём со Светой и Лидией Васильевной, безуспешно старалась определить, зачем и на что она провоцировала Филиппа, если вопреки своему обыкновению говорить что вздумается в её двусмысленных вопросах и смелых утверждениях содержалось какое-то подспудное намерение. Возможно, она понимала, что увлеклась Филиппом слишком сильно, и не хотела превращать его власть в абсолютную монархию; возможно, она не решила, стоит ли ей в их сближении идти до конца или остановиться у последней черты, и намеренно не обуздывала ни свою дерзость, ни своё своенравие, показывая Филиппу, что итог будет таким, каким она его пожелает увидеть. Её раздумья прервала Света:
— Как это вы решились отпустить Филиппа и предоставить Марине право временно распоряжаться в ваших владениях? А если она захочет перевести временное в постоянное?
Лилия Андреевна равнодушно пожала плечами:
— Я буду курить одна, как и раньше.
— А я бы этого не сделала. Хотя бы из… лёгкого чувства ревности.
— Никакие духовные муки, даже если они у меня и имелись бы, не заставят меня идти на страдания материальные. Запах краски и дым приличных сигарет плохо сочетаются друг с другом. Это как красная копчёная рыба и бананы: по отдельности — прекрасно, а вместе — упаси бог! И с чего ты приплела сюда ревность? Неужели ты думаешь, что по отношению к Филиппу у меня могут быть какие-то намерения?