— Ну его к чёрту! Если развить все твои предложения, выйдет минимум десять эпилогов к «Войне и миру».
— А что, вот выйду на пенсию и буду изгаляться над шедеврами. Твоя мама представит сюжетную линию, я — её квазифилософское обрамление, будем сводить в единое целое наши труды — и помиримся. Человек не может делать то, что ему взбредёт в голову, но взбрести ему в голову может решительно всё — это его право, право на свободу мысли, какой бы мерзкой она ни была. Удивительно, почему некоторые не удовлетворяются перекладыванием своих идей на бумагу с последующим проигрыванием их в своей голове. Набросал схему, пришла ночь, ложись в постель — и твори перед сном роман по угодному тебе сценарию. Насколько было бы спокойнее, если бы Ленин написал апрельские тезисы и просто мечтал бы о том, как всё пойдёт дальше! И Гитлер мог почитывать перед сном свою «Майн Кампф» и засыпать, упиваясь сознанием превосходства расы, к которой он принадлежит, надо всеми остальными.
— Но это верно только для пассивных натур и теоретиков. А ты считаешь, что в сознании человека продуцируется преимущественно зло?
— В основном да. Каждый думает о том, как услать подальше жену и соблазнить соседку, на кого бы свалить мытьё посуды, как бы сделать поменьше, а получить побольше, то есть по существу украсть, как бы нагадить сослуживцу, которого в прошлом месяце повысили в должности. Да зачем далеко ходить? Вот я, например, — полгода думал о том, как тебя соблазнить и какими спекуляциями бабки умножить.
— Ну, ты соблазнил и умножил. И то, и другое мне нравится — что ж в этом плохого?
— Но это исключение, а в целом зла всё-таки больше. Устал — зло, голоден — зло, денег нет — зло, болезнь, несчастная любовь, дрязги — всё зло. Причём зло плавно перетекает из одной формы в другую, не исчезая, только трансформируясь. Одна хочет выйти замуж, но никто не берёт — зло. Наконец вышла, но муж изменяет — зло. Перестал изменять, потому что физически не может — так и жене не достаётся, — зло. Старость подошла, на пенсию спровадили, появилась возможность не работать, но вместо работы пришли болезни, а свободное время себе в удовольствие не потратишь, потому что на пенсию не разгуляешься, — зло. Свалишься с хронической болезнью — и сам намучишься, и родных изведёшь — зло. Когда помрёшь, родственники реветь начнут — тоже зло. И список не закрывается, потому что остаются дети — всё идёт по новой.
— Так ты считаешь, что зла больше, чем добра?
— Определённо. На одном бытовом уровне — болезни, грабежи, бедность, несчастная любовь, несбывшиеся надежды, слабость, немощь. Глобальнее — войны, происки, нищета, улыбочки капитализма — перепроизводство, безработица, финансовые пирамиды.
— Тогда зло — норма, а не негатив: назвал же кто-то землю адом чужой планеты.
— Умм, прелестно. Ад чужой планеты… Вот ещё один повод переписать Данте — мы и есть ад, здесь, на поверхности, не надо рыть конус, упирающийся вершиной в центр земли. И следствие — не надо возмущаться, если где-то легализуется Церковь Сатаны: во-первых, это та же вера, только с отрицательным знаком; во-вторых, она сильнее, так как её предмет — рядом, перед глазами, очевиден; в-третьих, возмущение, неприятие — тот же негатив, то же зло. Если вы христиане, не судите — и не судимы будете. И ещё одно противоречие в библии — зачем нас пугать адом, если мы и так здесь натерпелись? К тому же бог все наши грехи искупил…
— Он ничего не искупил, если в переходе на нас вываливается куча дерьма… каждому — своя, соответственно с количеством соблазнённых соседок.
— Тонко подмечено.
— Но наклёвывается ещё одна темочка: если количество зла постоянно растёт, то куда девается добро? Остаётся и эволюционирует на небесах в форме, не связанной с белком тонкой энергии?
— Возможно, но вопрос заумный: наша Вселенная не закрытая система, как реторта Ломоносова с запаянным отверстием, столько же весящая после сжигания содержимого, сколько и до. Где, сколько и какой тонкой энергии в космосе обретается — тут, знаешь ли, и Тесла был бы озадачен.
— А, тогда понятно, почему здесь не соблюдается баланс, зло добром не компенсируется, и чаша с ним стремительно несётся вниз. Значит, земля обречена?
— Ну да, на очередной катаклизм, например. Шестьдесят миллионов лет назад динозавры вымерли, недавно Атлантида затонула, на сей раз…
— В выигрыше останутся те, кого прельщают вонючие носки Джексона: они немного потеряют и комфортно расположатся на небесах, а вот ты, высокоорганизованная натура, любящая итальянскую музыку и Достоевского, и там будешь размышлять над судьбами мира, позабыв о прелестях жареной картошки.
— Вот и место из библии, с которым можно согласиться: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царствие божие». Но картошку с котлеткой я и там умну, если будет возможность.
— Ты туда котлетку протащишь, оскоромишься?
— Да, уволоку тыщу грехов. Разверну ложе разврата и тебя туда упеку.
— Фу, перепевы старого — как банально!
— Нет — подъём на новую высоту.
— Согласен, только с многочисленными предварительными тренировками.
— Служу Содому и Гоморре. Кстати, эти города просто оказались в сейсмически активной зоне, а вся «мораль» — бредни. Сегодня днём в нашем Благине всех без разбору припекло.
— Даже ночь без капельки прохлады.
— Тогда закрываем прения? Излагай.
— Почему мы все шарахаемся от зла, когда сами его творим, почему мы не хотим признать его естественной составляющей жизни, почему мы хотим его уничтожить, убить, искоренить, лишить права на существование? Мы живём во зле, мы его увеличиваем, и это закон, это заведённый порядок. Мы отторгаем непреложное, объективное, реальное, мы боимся посмотреть правде в глаза — мы позорно трусим, мы делаем вид, что не замечаем того, что общественной моралью незаслуженно обозвано «нехорошим», — мы лицемерим, и наша трусость, и наше лицемерие — очередное зло. Как ни крути, а все дороги ведут ко злу.
— К козлу! Ноги-то козлиные!
— И так пойдёт! Теперь ты.
— Ход событий предопределён, сам бог — фатум. Следовательно, плачевная участь христианства, если оно отомрёт, — божье дело.
— Гениально! Осталось последнее. — Филипп, подойдя к магнитофону, выключил его и вынул кассету. — Небось, и не заметил, что я запись включил перед тем, как помочь тебе с осетриной. Держи на всякий случай, если завтра забудешь половину своих изысканий. Отстукай на машинке и оформи авторские права, после снесу один экземпляр мамаше, чтобы подивилась твоим парадоксам.
— Ну ты даёшь! Не слишком ли много чести вечерней болтовне?
— Отнюдь.
— Твоя мать меня запишет в безбожники и окрестит исчадием ада.
— Она не сделает это по трём причинам: во-первых, она всё-таки биолог, в какой-то степени материалистка и реалистка и, немного подумав, должна будет признать твою правоту.
— Но я идеалист, у меня сознание первично.
— Столкуетесь. Во-вторых, она любит читать; в-третьих, не захочет себя выставлять примитивом перед отцом, а он и так и за меня, и за тебя. Вот теперь спокойной ночи!
— Раз маг выключил, запиши на бумажке самое главное — немецкое пиво: у нас всего пара бутылок осталась.
— Ну, это и так не забудется.
— Тоже здраво. Вались, приятных сновидений!