Часть XII. Глава 5. ИТОГОВАЯ
Десять лет в школе и пять лет в институте человек пишет, пишет, пишет и попутно выясняет, пищат ли птенцы или песчат, проживёт ли тролейбус с одной «л» или крайне необходимо её удвоить, через сколько часов съедутся автобусы, выехавшие из пунктов А и Б навстречу друг другу с такой-то скоростью, как обстоят дела с электронной плотностью во второй половине таблицы Менделеева, чем термический крекинг отличается от каталитического и огромную массу столь же важных вещей. Пятнадцатилетняя привычка оборачивается второй натурой, совместные усилия мозгов и рук просто обрекают на дальнейший перевод воображения из головы в его изложение на бумагу; принимая во внимание наличие свободного времени, этот перевод становится неминуемым. Пишут все: от школьника до профессора; пишут везде: на институтской скамье, в парке, дома; пишут всё: от того, что больше всего поразило во встретившемся вчера красавце, до гениальных философских откровений.
Помимо всего вышесказанного, всегда соблазнительно внести или выплеснуть в этот мир индивидуальность, нечто своё: ведь тот, кто берётся за ручку, уверен, что из-под его руки выйдет не стандартная яичница, а то, о чём в данный момент, как и в прошлом, как и в будущем, никто никогда не помышляет, не помышлял и не помыслит; всегда соблазнительно соединить бумагу и мысли, то есть материю и дух, соединить две стихии, вымазывая жидкой пастой твёрдые листы. Ну, а вечная страсть человека, страсть ко злу и мраку — вымарать белое чёрным — и вообще не нуждается ни в каком объяснении.
Спрос рождает предложение. Пока люди читают, найдутся и те, которые пишут.
Итак, пишите все! Кто может и кто не может, Александр Дмитриевич, Надежда Антоновна, Марио, Филипп и так далее. Остаётся только догадываться, когда, что и в каком обличье появится на свет. Мы тоже займёмся этим и остановимся на дне отбытия двоих наших знакомцев во всё более и более беспокойный стольный град страны нашей.
— Обожаю поезд. И СВ, и просто купейный, и плацкарту.
— Так-таки и плацкарту?
— Угу. Единственное, что мне может нравиться немного меньше, — то, что я могу оказаться ближе к голове, к электровозу, сесть против хода, тогда картинка за окном будет уплывать, сворачиваться, а, когда едешь навстречу движению, она наплывает, разворачивается, ты смотришь не вослед, не в прошлое. У боковушки в плацкарте в любом случае первой возможности не существует, всегда можно расположиться дороге навстречу.