Примитивизм языка — явление вовсе не случайное. Forchetta, вилка, состоящая из трёх слогов, слишком сложна для произношения и укорачивается втрое (fork); для обозначения разницы между forchetta и forca просто-напросто не остаётся зазора — к fork впереди приставляется pitch (поле). Хорошо, своровали и изувечили одно, изловчились, кое-как вывернулись с другим. Единичный случай? Отнюдь: курятник — куродом (henhouse), тетрадь — записокнига (notebook), газета — бумага с новостями (newspaper), хотя можно было убрать и news, и в этом случае к газете прибавляются бумага, макулатура, сочинение, доклад, бумажный, оклеивать, для вишни и черешни существует только cherry, и глаголы, и существительные свалены в единое в огромном количестве run, jump, pace, step, walk и прочего убожества, сотни понятий безжалостно втиснуты в set, come, over, а нищая грамматика, предусматривающая для глаголов только неопределённую форму и добавление -s, -ing, -ed для всех лиц, родов, времён и залогов, — то-то разнообразие!
Перейдём к более высоким материям? Гигантская разница между любовником, влюблённым и любителем в lover уничтожена — что же остаётся тогда для жизни души и сознания, сотен оттенков чувств и ощущений, миллионов мыслей? Каждая крышка довольствуется своим горшком, каждая нация заслуживает своё правительство, каждый человек — свой язык — ничего другого ни первая, ни вторая, ни третий не потребуют и не переварят. Несколько тысяч лет назад ни «революция», ни «бутик», ни «автомобиль» не надобны были античному миру: они без этого обходились, но они двигались к этому своим развитием.