— Виноват! Это женщине может быть трудно устраиваться, а здоровый парень с руками и ногами на месте должен задействовать голову и найти хорошую работу.
— Если бы он сделал это раньше, ты бы его не встретила. Если он сделает это через неделю, месяц и так далее, то уйдёт отсюда, и твои страстные речи, хоть и реализованные посторонним лицом, всё же окажутся напрасными: не перед кем будет их толкать.
— А я не собираю аудиторию и не снабжаю кого-либо руководством к действию — просто излагаю свои взгляды. С чего бы это мне заботиться о чужом процветании?
Марина, довольно бодро начавшая с презрения к изменнику, чувствовала, что с каждым новым попрёком силы оставляют её, особенно после того, как Света упомянула про возможность ухода Филиппа. То, с чем она, казнящная, боялась остаться: расставание, уход — было безапелляционно выведено Светой, словно вывешено на доске объявлений для всеобщего обозрения как данность, как факт. Чем больше укоров она бросала, чем большую несправедливость ощущала в своих словах, тем зримее, тем милее вставали в памяти часы свиданий, тем дороже становился образ Филиппа, тем больнее сжималось сердце при мысли о вероятности разлуки. Раздражённая Марина позволила себе выпустить пар — злость улетучилась, и в основе её чувств выкристаллизовалась любовь, которая отнюдь не была небрежно закопана в землю и похоронена равнодушной хозяйкой без погребального камня. Любовь заявляла о своих правах на девятнадцатилетнее сердце, сметая утреннее оживление забытья, язвительные выпады, потребность наказать за неверность хотя бы словом, — Марина устало, выдохшись бросила последний вопрос, желая только десятиминутной передышки, но тут же дёрнулась, словно ошпаренная: она испугалась, что всё, ею сказанное, как бы ставит крест на её с Филиппом отношениях в будущем. Она вспомнила всё, что заявляла: что не любит, что только присматривалась, что осталась недовольна осмотром, что забраковала — и как же теперь ей?.. Пусть Филипп этого не слышал, но Светка-то может ему об этом поведать, да ещё так подаст, что… Господи, помилуй! Что же делать?
— Я не предполагала, что Филипп так быстро перейдёт у тебя в разряд чужих. Между ними всё пропало… Впрочем, это твоё дело. А что скажет старшее крыло?
— Что младшее должно перестать болтать и старшему чай налить, да покрепче: что-то с утра голова тяжёлая.
— Если это от давления, то чай предпочтительно послабее.
— Это от высокого слабее, а при низком, наоборот, крепкий рекомендуют.
— Хорошо, будем считать, что у вас низкое. Вот, возьмите. Но, возвращаясь к тому, что случилось, — как вы на это смотрите? Филипп ещё больше потерял в вашем мнении? — вам ведь он никогда особенно не нравился…
— Распущенность — и ничего больше, — заворчала Лидия Васильевна. — Оба хороши: одному вместо работы только бы погулять, а другая при живом муже с молокососом связалась и радуется.
— Ну и что? — холодно возразила Света. — Почему человек должен отказываться от удовольствий, если он может себе их позволить? Если у меня есть деньги на булочку с маслом и пачку чая, глупо грызть сухарики и запивать их водой. Если Лиля может купить себе дорогие вещи, незачем ходить в сером ширпотребе. Если ей удалось заинтересовать красивого парня, нет никакой нужды ронять по вечерам слёзы в тарелку и ждать мужа.
— А когда он вернётся…
— А когда он вернётся, вовсе не факт, что тогда всё откроется. И из того, что даже если всё откроется, совсем не следуют жуткие сцены и драмы: как Лиля не будет горевать, если в Москве Саша кого-нибудь и уложит в постель, так и Саша, памятуя о своём поведении, закроет глаза на шалости второй половины.
То, что Света собиралась додумать позднее, как-то само собой и быстро сложилось у неё в голове в стройное целое. «Все хороши, все пекутся о собственных интересах, смотрят друг на друга волком и связываются между собой только тогда, когда их это устраивает, да и то на время; только зависть и неприязнь стабильны, особенно у тех, которым уже ничего не светит, причём под эту неприязнь всегда стараются подвести порицание, моральные нормы — в общем, сделать её уместной и праведной. Пусть изощряются, пусть цапаются друг с другом, ссорятся, а я буду смотреть, как они впустую тратят время. Они меня будут развлекать в перерывах между теми делами, которые я должна осуществить. Заоблачные высоты мне не нужны, как и занебесные красавчики. Я должна найти нормального мужчину: без претензий, без особых внешних данных, но с парой умелых рук. Беспокойное время тем и хорошо, что наряду с волнениями поставляет и новые возможности. Надо всё разнюхать, разузнать, засунуть будущего мужа на хорошую работу, обеспечивающую и его, и меня. Скопится немного лишних денег — я подправлю у пластического хирурга линию бровей, а после и вовсе заживу припеваючи в своё удовольствие, и будет просто здорово, если всё это образуется ещё до того, когда Марина закончит вздыхать по Филиппу, до того, когда Лидия Васильевна уйдёт на пенсию, до того, когда сам Филипп спорхнёт на более выгодное место, и до того, когда Лиля постареет. Будут знать, как заниматься глупостями и на меня внимания не обращать».