Итак, Лилия, обольщающаяся, но не влюбляющаяся, заигрывающаяся, но не безумствующая, едва ли не с сожалением взирала на суетящуюся Марину и за каждым поворотом, с каждым новым днём ждала — неизвестно чего; незнание этого самого «чего» лишь подогревало её энтузиазм. Таинственное «нечто», обойдённое и не учтённое Светой, привыкшей отталкиваться только от того, что она видела, что её окружало, бродило где-то поблизости, могло ворваться в дверь, свалиться на голову, повстречаться на дороге. Оно звалось божьим произволом, для неисповедимых путей которого предусмотрительная Лилия всегда оставляла в своей душе и своей жизни свободное пространство. Она не ставила свечу в окне, как многие делают это на рождество: божий промысел спокойно ориентируется и без неё. Что она предполагала? Что участники действия могут измениться? Что может измениться их число? Она знала, что, подобно тому, как одна костяшка домино, качнувшись, роняет далее тысячи других и в итоге сдвигает с места здоровую махину, пускает стрелу, зажигает фейерверк, так и граммовая гирька, брошенная на весы, может смешать всё, кардинально изменить ситуацию и выдать пасьянс, поражающий и хитроумной интригой, и количеством возможностей ходов и дальнейших комбинаций, из которых к правильному решению приводят лишь две-три, если не одна. Лилия гадала и с восторгом сознавала, что расположение всё-таки выйдет иным, отличающимся от её собственного, так как зависит только от бога. Она ждала завязки той авантюры, которая ввергнет милого её сердцу Филиппа в омут страстей, море ощущений, столкновение честолюбий, амбиций, эмоций, денег. Ей претила статика и нравились романы. Загадочная улыбка перешла в лёгкий смех. Филипп, отговоривший своё с Мариной и чувствующий себя отбывшим одну повинность и чуть ли не идущим в кабалу к другой (назначение встречи и само свидание), вопросительно посмотрел на Лилию.
— Пришло в голову, что иногда и в сорок лет можно с интересом перечитать «Графиню де Монсоро», — пояснила она.
— Вы серьёзно?
— Абсолютно. Ещё не совратилась, но не сегодня-завтра примусь.
— Грандиозно! Меня чертовски интересуют причины. Потолкуем за сигаретой?
— Почему бы нет?
— У меня сегодня «Мальборо». — Филипп покрутил красно-белой пачкой. — Угощаю.
— Вот и отлично. Покайфую на халяву. На выход!
Марина ошарашенно посмотрела на хлопнувшую дверь. Победоносная улыбка слетела с лица: она была уверена, что, назначив свидание, Филипп как-то изменит своё поведение и станет гораздо суше и сдержанней с Лилией. Правда, курили они постоянно… И до, и после…
…Свидание выдалось ледяным. У Марины не хватило духу выводить Филиппа на чистую воду. Как всегда, для этого появилось множество причин: глупо было жертвовать драгоценными минутами на уличения, когда противная сторона может замкнуться, попросту отшутиться или привести веские обоснования своему поведению; перейти опасную грань Марина всё ещё не была готова («потом, потом, я подумаю об этом потом»); кроме того, девушка считала, что умалчивание, некритика, безразличие должны тронуть Филиппа своим холодом, невниманием, показать ему мелочность и суету удовлетворённых желаний, унизить Филиппа с Лилией и их шашни и возвысить Марину — чистую, пристойную, не кидающуюся сломя голову в омут разврата; эта тактика уже принесла ей успех, она дождалась, получила вожделённую встречу — с чего же ей меняться, препираться, базарить? Решено: сегодня она ничего не скажет, главное — что отношения восстановились, а уж потом… Только что он сам молчит, ни на что не намекает, ничего не добивается? Лишь полтора часа прошло, а они уже у её дома. Вот этот равнодушный поцелуй в кончик носа — единственное, что осталось от его нежности? Нет, так дальше жить нельзя: надо на что-то решиться и сказать об этом. Завтра же.