— Дело даже не в них. Я же на этой работе с девяти до шести.
— Этот вопрос улаживается. Сначала пойдут разъезды, трёп и прикидки, легко решаемые вечером, — тем более что транспортом мы обеспечены. Эскизы, их доводку можно делать когда угодно, как и смету составлять. С образцами стройматериалов, которыми располагают наши распрекрасные магазины и на прилавке, и под, я к тебе хоть в твой плановый отдел в любое время могу заявиться. Когда дело дойдёт до практики, заеду к тебе с утра пораньше, поедем на стройку, раздашь ценные указания, рабочие будут делать своё дело, а я отвезу тебя на работу — всего на полчаса раньше придётся встать. Контроль за тем, что сделают, — в перерыв, после работы или в начале следующего дня. Ещё остаётся пара выходных, а на крайний случай, в особо важный период, сгоняем в поликлинику и возьмём больничный на недельку. Знакомая врачиха у меня есть, и проблем с ней — нет.
— А ставка?
— Это уже мои расходы на благо всей компании. Я на тебя давить не хочу, конкретно с этого проекта десятки тысяч не обещаю, но в целом дело мне представляется перспективным. Ты в шесть заканчиваешь?
— Да.
— А телефон в вашем кабинете имеется?
— Угу.
— Ну и отлично. Подумай до конца рабочего дня, я позвоню тебе… скажем, в без четверти шесть. Если согласишься, заеду, свалим в какой-нибудь тихий ресторанчик, и за обедом пойдёт уже детальный разбор. Так, а это держи за свои драгоценные подсчёты.
Марио протянул пачку двадцатипятирублёвок, Филипп обомлел:
— Ты что? Это много…
— Нисколечко: не забывай о том, что я на этих сведениях экономлю.
— Всё равно. Это больше, чем моя месячная зарплата, даже кратно.
— Значит, государство тебя недооценило. В общем, решай, надеюсь всё-таки, что положительно. Так к шести я позвоню!
Выйдя из машины и подойдя к дверям конторы, Филипп обернулся. Марио махнул рукой на прощание, сияющая улыбка не сходила с его лица, с места он тронулся только тогда, когда Филипп скрылся в здании.
Филипп скрылся в здании и прислонился к дверям. Приглушённо зашумел мотор, машина отъехала. Лампы дневного света плохо освещали тёмный коридор. Из АХО вышла женщина, это была Гюля, в руке она держала чайник: следовательно, направлялась в туалет набрать воды. Филипп пытался разобраться в бушующей в груди свистопляске ощущений, чувств, мыслей и эмоций. Марио казался ему видением из таинственного блестящего мира, приоткрывшегося на несколько кратких минут, но рука сжимала реальные деньги, а в голове звучали слова о звонке к шести. От опаски не без доли зависти, с которой был встречен Марио, не осталось и следа. Бесспорно, Марио прекрасный и отлично обеспеченный, но он занимается важным делом, не сидит на шее у родителей, не избалован, самостоятелен и, самое главное, умён: наконец-то Филиппа оценили по заслугам, и не только за чудные глаза, и не только на словах! Сколько тут? Раз, два, двадцать штук, пятьсот рублей, вот это да! Больше, чем он высидит за четыре месяца, и разом, и за какие-то тридцать-сорок минут! Какое счастье, что Капитоныч убрался на объект, как вовремя он убрался! Это неспроста, это специально, это знак судьбы, это… Что же это такое? Он должен ещё что-то вспомнить… Ну да! Лиля! Лиля говорила об этом: случай меня найдёт! И он нашёл! И только позвони, и я, конечно, скажу «да»! И я, конечно, скажу «да»! И я, конечно, скажу «да»!
Филипп понёсся на второй этаж, сердце радостно билось, в голове цвели розы и лилии, деньги в кармане приятно согревали тело. В кабинете его встретили шумно.
— Это вместо того, чтобы делом заниматься, когда до перерыва… — сердито загудела Лидия Васильевна, но Светино любопытство смыло остатки вежливости к почтенной даме и к её радениям о бумажных хлопотах:
— А что ты так сияешь, как будто встретил не прекрасного парня, а Ким Бессинджер?
— Тьфу, у неё фигура неубедительная и грудь силиконовая. Мне Лоллобриджида больше нравится, — вступила Лилия.
— Да, нынче натуральное всё реже и реже встречается и всё больше и больше ценится. И всё же, по какому поводу такое свечение? — допытывалась Света. — Понятно было бы, если бы Марина сияла…