— Можешь не волноваться, — успокоил Андрея Филипп. — У меня с Марио чисто деловые отношения.
— Я-то не беспокоюсь — наоборот, Марио помрачнел, — усмехнулся Андрей и получил щелчок по лбу, но не угомонился: — Видите, как осерчал.
Филипп предпочёл не продолжать разговор в этом направлении, что стоило ему натянутых улыбок и принуждения к игривости, а возвратиться к исходной теме:
— Как мы с тобой будем связываться? У тебя есть телефон? На тот случай, если я раньше оформлюсь со своими идеями…
— Да, конечно, и адрес заодно: Соболева, 50, квартира 37. Я, правда, редко дома бываю: в основном по вечерам и то через день, но ты можешь излагать всё моему отцу, потом он мне передаст. Держи мои координаты. — Марио передал Филиппу листок. — И наше светлое будущее. — Филипп принял чертежи. — Так, а к тебе куда?
— Гоголевская, 12.
— А, центр. Неплохо.
— Кроме условий.
— Всё поправимо.
Подозванный официант гнулся в льстивых поклонах и приглашал бывать почаще, обрадованный щедрыми чаевыми.
— Обязательно зайдём ещё. Ну, на выход! — скомандовал Марио.
В машине Андрей вёл себя, как избалованный ребёнок: то выбегал к уличной торговке за орешками, то рассказывал о «жутко потрясающей» зажигалке, которую узрел в одной комиссионке, то клянчил у Марио десятку на сочинение.
— Слава богу, что на толкучке сейчас полно этого хлама. Держи и на меня не рассчитывай: к пролетарскому периоду в общем и программе по литературе десятого класса в частности я глубоко равнодушен. Не ХIХ век…
— Учтём.
Филиппа тревожила только одна мысль: то, что он узнал о Марио, реально могло превратить Филиппа в сексуальную приманку, но он убаюкивал себя присутствием Андрея, его цепким взглядом, явным желанием беречь свои интересы и готовностью сторожить своё сокровище — не столько от вероятности посягательств, сколько от возможной изменчивости самого Марио. Всё же остальное было прекрасно: отныне он занят серьёзным делом, оценён — и оценён заслуженно, востребован — и востребован на важное, в его кармане по-прежнему восхитительно шуршат двадцатипятирублёвые бумажки, его желудок набит изысканными яствами из дорогого ресторана, и, кроме того, — вот она, дорога в ночи, когда где-то наверху горят огни, ложатся вдали и по сторонам от тебя, а ты летишь, не зная куда, но уверовав, — к лучшему.
Филиппа всегда пьянило очарование позднего вечера, освещающего выборочно лёгкое, бездумное: названия кинотеатров, витрины с сувенирами, распахнутые двери баров с льющимися оттуда последними хитами. Проза жизни выпадала, оставалась за кадром: салоны автобусов, троллейбусов и трамваев были почти безлюдны, свободные от толчеи пиковых часов; даже лужи, выхваченные передними фарами и ложащиеся под шины, сверкали ровной гладью, а когда разбрызгивались пенным веером, то, юркнув под солидное брюхо наехавшего, укрывали сию некрасивость от нескромного ока; после восьми продмаги с полупустыми прилавками тоже гасли и отступали вглубь тротуаров. Везде плыли, пританцовывая, зелёные огоньки такси, вспыхивали и отливали красным, оранжевым, жёлтым фары всех форм и размеров, неоновые вывески загорались и гасли, множилось число освещённых окон. В зеркале заднего вида призывно сияли, что-то обещая, глаза прекрасного ленивца Андрея, но Филипп туда не смотрел. Даль, таинственная, прекрасная и манящая, как и всё непознанное, расстилалась и почему-то светлела в сгустившейся тьме, туда обязательно надо было добраться — и Филиппа несло и несло в безбрежные просторы неизведанного будущего.
Фатализму, скептицизму, пессимизму, цинизму — никакому роду анализа вообще не было места в этом вечере. Не только хорошее вино — Филиппа пьянила передышка, проём в каждой судьбе, на каждой дороге, обычно выстланной шипами, а не розами; в двадцать два года это ощущение свободы, бездумности и неясных надежд можно было считать счастьем реальным.
— Сверни лучше здесь, подъедем к чёрному входу. Парадный с другой стороны презентабельней, но там припарковаться негде.
— Понял.
Машина подъехала к мрачноватой арке.
— Ого, как темно! — подал голос Андрей.
— Внутрь проеду? — спросил Марио, посмотрев на Филиппа.
— Не стоит, можешь задеть мусорные ящики.
— То есть машину, — обеспокоился Андрей. — Смотри, не зацепись чем-нибудь за что-нибудь: ты мне нужен целый и невредимый.
— Так, малышне сидеть тихо-смирно, из машины не вылезать и ждать моего возвращения.