— Упёрся, кооператор чёртов. Будет теперь бегать за всякими тряпками. По-моему, ты, Марина, права: у честных людей такие деньги не водятся, больно щедр этот его… спикер…
— Вы хотели сказать «спонсор»? — расхохоталась Света.
— Какая разница: одна дрянь, — обронила Лидия Васильевна.
— И воздыхательницу свою взял, — вступила Марина, — а та и рада стараться. Ждёт, что ли, чтоб и ей что-нибудь перепало, и выслуживается.
— Положим, Лиля в деньгах Марио или Филиппа не нуждается, — независимо произнесла Света. — Лидию Васильевну ещё можно понять: старый человек, к новому не привыкший, спикера со спонсором путающий, хотя и спонсором Марио назвать нельзя: обыкновенный работодатель… Но тебе, Марина, я удивляюсь: в Филиппа влюблена, а волком смотришь. Или на тебя Марио произвёл такое впечатление, что ты выгоняешь из сердца одну страсть, чтобы больше было места для другой?
— У тебя ум за разум зашёл, — возразила Марина. — Я на двоих скептически смотрю, то есть на троих, если прибавить сюда эту пройдошливую Лилию.
— Тогда это от зависти, что тебе вчера шоколадка не досталась. Можешь переделать «троих» в «четверых», так как я за эту троицу обеими руками.
— Что, мужа себе на новой стройплощадке решила подыскать?
— Это не сейчас. Пока эскизы, пока утверждение… Подождём, время терпит.
— Значит, просто рассчитываешь на новую шоколадку? Ну и копеечница!
— Я просто расположена и к тому, и к другому и радуюсь чужому успеху. А, судя по тому, как вы спелись с Лидией Васильевной именно после того, как вышеупомянутая шоколадка вам не досталась, копеечные расчёты — ваша прерогатива. Надо оставить что-нибудь путешественникам. — Света отложила кастрюльку, оставив в ней четыре варёных картофелины, к солёным огурцам, водрузив на крышку пару бутербродов. — Голодные ведь вернутся с холода. Интересно, притащат что-нибудь?
Ожидания Светы сбылись: Филипп и Лиля вернулись, прихватив от третьего часа десять минут, с двумя пакетами.
— У, оперативно! Такси взяли?
— Нет, на метро быстрее: это же всего в трёх остановках. — Лиля посмотрела на часы: — Практически уложились.
— Ну давайте показывайте. Филипп, быстрее: я же неисправимая барахольщица!
Филипп раскрыл пакет, из которого сразу же полез наружу пушистый чёрный джемпер, увенчанный сверху белым узором, чьи нижние пики, в свою очередь, были украшены белыми жемчужинками:
— Вот, посмотри и оцени!
— Ой, класс! — Света приложила ангорку к груди. — И процент большой, сразу видно, и узор красивый, а жемчужинки — просто прелесть. Самое главное — чёрный, подо всё подойдёт. У тебя мама какой… 48-й, да?
— Да, на номер полнее тебя. Тебе тоже идёт.
— Это цвет такой: и на любой возраст, и под любой тон кожи, и полноту скрадывает. Небось капстрана?
— Австрия.
— Да, не ширпотреб. Индийские вон открыто на прилавке лежат, и никто не берёт.
— А, у рынка? Я видела, — вспомнила Лиля. — Действительно, ерунда: и полоска дурацкая, и ангорки не больше десяти процентов.
— Точно… — Света всё любовалась. — Сколько отвалили?
— Двести пятьдесят.
— Дорого, но стоит, тем более в сезон и Австрия. Даже складывать не хочется. — Света с сожалением отняла джемпер от своей груди. — Эх, хорошего понемножку. Чёрт побери, поважней моей будет. Ну, носи на здоровье. То есть, тьфу, перепутала: твоей маме на здоровье.
— Спасибо, — улыбнулся Филипп.
— Лиля, а себе вы ничего не взяли?
— Да она костюм ищет с валиками на плечах, а эта Валя ещё не раздобыла.
— Это она сама продаёт?
— Ну да, только под тем соусом, что в соседней лаборатории у спекулянтки разживается.
— Скорее всего, они на пару. — Лиля отогревалась, прижав руки к печке. — Если бы к Зое пришли, она бы наплела, что у Вали взяла, и разложила бы у себя.
— Я вам картошку оставила с огурцами и бутерброды. Ешьте быстрей, пока тёплая. Еле отложить успела, а то Марина с Лидией Васильевной из вредности бы всё умяли.
— Молодец! Услуга за услугу! Держи, только нам парочку оставь. — И Филипп протянул Свете второй, маленький, пакет.
Света раскрыла и чуть не запрыгала:
— Ой, трюфели! Мои любимые! Какая прелесть! Держите! — Света выложила несколько конфет на стол Лилии, одну отправила себе в рот и всё остальное — в сумку: — Ням-ням, наемся вечерком. Теперь, Филипп, для моего полного счастья с тебя только приличный мужик из будущих подчинённых.
— Постараемся, но это к декабрю, не раньше.
— Ничего, я подожду.
Возможно, Филипп и Лиля со Светой чуточку играли, возможно, это было несерьёзно и по-детски, но именно конфеты, пролетевшие мимо, как и вчерашняя шоколадка, расстроили Лидию Васильевну и Марину даже больше, чем прекрасная ангорка. Марина уже не надеялась на то, что Филипп сам предложит встретиться, не надеялась и на то, что её предложения будут приняты, и спросила скорее для успокоения совести, чтобы не плутать после в возможностях разных «а если»:
— Теперь ты так заработаешься, что и на праздники никуда не сможешь выбраться?
— Да, никуда.
Марина попыталась спрятать огорчение за недоумением:
— Не понимаю, какой смысл в работе, если работать каждый день и ничего, кроме этого, не видеть.
— Видеть рождённое в мозгах воплощённым в реальность лучше, чем слоняться по бестолковым танцулькам, — парировала Лиля.
— Не замечала в вас раньше подобного альтруизма. Теперь вы не учитываете свои собственные интересы?
— Ещё как учитываю, но не собираюсь выносить личные соображения на всеобщее обсуждение.
— Вчера вы были более откровенны.
— Возможно, — обронила Лиля и подошла к Филиппу: — Держи картошку, огурцы, бутерброды и конфеты. Подкрепляйся, творец!