— Ты что, серьёзно думаешь, что она на это решилась?
— Я же говорю, что практически уверена. Только представь, что будет, если сработает: ты будешь бегать за ней как собачонка, не сможешь думать ни о ком другом и ни о чём другом, и все твои нынешние начинания рассыплются в прах, потому что голова будет занята одной Мариной. Тебя всё перестанет интересовать, ты забудешь о своих делах с Марио, расстроишь свою карьеру и останешься со ста двадцатью рублями, которые придётся делить на двоих, а через девять месяцев — на троих. Нравится?
— Так что же делать?
— Да просто не есть пирожное.
— А как я от него откажусь, если оно уже лежит у меня на столе?
— А так… — Лиля задумалась на пару секунд. — Вот как: скажешь, что всю ночь провозился с чертежами, а в перерывах ел селёдку, так и не завтракал, потому что завтрак тебе заменил поздний ужин — та же самая селёдка. А сливочный крем после селёдки — гиблое дело, особенно если вечером концерт, на который тебе не терпится попасть. И, кстати, проверишь реакцию Марины: чем настырнее она тебя будет уговаривать, чем дольше не отстанет, чем обиднее воспримет твой отказ, тем больше сам уверишься, что она действительно связалась с ворожбой. — Лиля, коротко передохнув, пустила в ход последнее средство: — Я уже договорилась с этой женщиной, так что завтра мы можем встретиться.
— Правда? Наконец-то! — Радостно блеснули глаза Филиппа.
— Правда, правда, но имей в виду: если притронешься к пирожному, никакого свидания не будет.
— Да ради этого я целую неделю готов голодать.
— К счастью, этого не потребуется.
— Но слушай! Если Марина действительно связалась с чёрной магией, то она может найти и такую колдунью, которая сделает это без всякого прикармливания — дистанционно, так сказать…
— Это проблематично: такими делами может заниматься очень сильная, очень знающая и очень могущественная женщина… или мужчина. Их адреса в газете не найдёшь, очередь к ним на месяцы вперёд, да и стоить это будет очень дорого, возможно даже четырёхзначное число.
— Ого!
— Да, так что это пока вне Марининого круга. Но учти на будущее: если когда-нибудь меня рядом с тобой не будет, ничего не бери из рук, которые желают тебя схватить: встречайся в кафешках, угощай в ресторанах, но избегай домашних обедов и частых походов в гости.
— Запомню. А если Марина подсунет это в какую-нибудь другую еду или насыплет в чай?
— Чай наливай сам в чистую чашку — здесь проблем нет. В сыр, колбасу, закрытую консервную банку она ничего не подсыплет — просто нереально. Вообще мне кажется, что после первого неудачного опыта она на месяц-другой притихнет. Почаще смотри на меня: если меня что-то насторожит, если что-то покажется сомнительным, я тебя предостерегу. А пока просто дай честное мужское слово, что не притронешься к пирожному.
— Даю.
— Вот и чудненько!
— А когда свидание, а то я уже умираю от голода совсем иного рода… — И в доказательство Филипп крепче прижал Лилю к своему телу.
— Завтра в двенадцать.
— Обожаю революцию!
— Как и все остальные, по личным причинам: кому власть, кому грабёж, кому выходные, кому секс…
— Шампанское и конфеты с меня.
— Идёт. Возвращаемся и помни: ни крошки.
— Будет сделано. Да, а если бы, — и в голосе Филиппа пробежала хитринка, — ты заподозрила бы в этих делах Марио, как бы поступила? Сдаётся мне, что не поспешила бы предупреждать.
— Мужчин в таких делах я ещё ни разу не замечала. Вы предпочитаете уповать на собственные чары. И, потом, Марио кажется мне приличным парнем, порядочным — не из тех, которые пытаются выгрызть любыми средствами то, что им пока не даётся. Он скорее пойдёт по, — и Лиля сделала неопределённый жест рукой, — более мягкому пути.
— Можешь успокоиться: пока и в помине нет.
— Как знать, как знать, — нараспев произнесла Лиля. — Может, как раз сегодня новый поворот принесёт… — Они уже вошли в кабинет. — И чайник поспел в аккурат к нашему приходу.
Филипп налил себе чаю и прошёл к столу, краешком глаза наблюдая за Мариной. Её голова следила и поворачивалась за его фигурой. Парень невозмутимо сел, подвинул к себе чашку и вытащил из сахарницы кусок сахару.