— А, вот и наш инженер-строитель после первого трудового дня. Проголодался небось?
— Чертовски, хоть ещё ничего не построил. Отец дома?
— Дома, дома. Проходи, сейчас накрою. Ты мрачноват немного или мне кажется?
— Кажется. Устать пока не успел — это самое главное.
Мать Филиппа Надежда Антоновна была приятной женщиной, правда, слегка поблекшей и располневшей к сорока четырём годам. Своим красавцем-сыном она гордилась, но постоянно переживала за то, что не может обеспечить ему достойное существование. Её и мужа зарплаты приносили двести пятьдесят рублей в месяц; цены между тем постоянно росли, и после того, что уходило на еду и прочее элементарное, составляющее в совокупности домашнее хозяйство, всё труднее становилось откладывать что-то про запас. Филипп иногда пополнял бюджет стипендией, но чаще она распылялась на столовку, кино и транспорт; кроме того, Надежда Антоновна никак не хотела покушаться на карманные расходы сына, особенно после того, как они должны были возрасти с поступлением на работу. В текущий момент она копила ему на кожаную куртку и терзалась нехорошим предчувствием, что тех пятисот рублей, в которые предварительно её оценила, в итоге всё же не хватит. Премии мужа были крайне редки; заняться репетиторством при непрофильном преподаваемом предмете тоже удавалось нечасто, и мать с тоской думала, что два десятка лет назад ей надо было выбрать другую специальность и мужа при станке или за штурвалом, а не за столом, и тогда проблемы разрешались бы гораздо легче. Вялость второй половины, все вечера проводившей перед телевизором, не позволяла надеяться на то, что чёрно-белый экран превратится в цветной в обозримом будущем, а равнодушие мужа, не очень-то пекшегося о процветании сына, возмущало и оскорбляло жену, и брак давно переполз в совместное проживание, усугублявшее свою безрадостность тем, что проходило в коммуналке. Хорошо ещё, что Филипп вырос покладистым и не устраивал сцен для выбивания денег из родителей: видимо, считал, что красота, которою его одарили при рождении, не нуждается в обрамлении и исключает посягательство на кошельки предков (впрочем, они были тощи, и, возымей сын такие притязания, результат оказался бы более чем сомнительным).
По телу Филиппа, когда он сел за стол, ещё пробегали последние волны дрожи, охватившей его на пути от остановки до дому. Суп был вкусный и горячий, дрожь ушла, и на её место Филипп втолкнул себя — привычного, знакомого. «Дрожь ушла из меня — я пришёл в себя». Мысль позабавила, Филипп улыбнулся, тотчас же нахмурился, вспомнив последние часы, и выдал родителям безжалостный комментарий к ситуации, в которой оказался после первого рабочего дня.
— Радужного мало, мои гениальные идеи не востребованы, и их воплощения в ближайшем будущем не предвидится, — подытожил он.
— Не всё так плохо. Конечно, трудно было бы ожидать, что с первого дня всё пойдёт как по маслу — так, как ты хочешь. Можешь рассматривать начало своего рода испытательным периодом. Пройдёт время, прибьёшься, осмотришься, а уж потом… Отца вон тоже сперва в канцелярщину запрягли. Помнишь, Саша?
«Подбодри его, — читалось во взгляде Надежды Антоновны. — Он расстроен, обескуражен, ему нужно утешение, пусть и не соответствующее действительности, но он ухватится за него на первых порах, а после, когда положение дел реально изменится, будет готов к тому, чтобы стать на твёрдую почву прочнее и быстрее. Ему нужно только время, немного времени, чтобы перетерпеть и умиротвориться, чтобы рассеялась хандра. Ну что же ты?»
Увы, Александр Дмитриевич был перегружен неприятными впечатлениями, потому что незадолго перед возвращением Филиппа бросил на журнальный столик только что прочитанную газету. Во взглядах жены он не разбирался и необдуманно брякнул то, что было на уме:
— Да, везде сейчас трудно. Всё разваливается, никому ни до чего дела нет, институты никому не нужны: из нашего даже те, кто по двадцать лет работал, разбегаются. Все проекты стали, разработки свернули… По всей стране то же самое: все одержимы нигилизмом, все, как Базаровы, твердят, что старое ни к чёрту не годится и подлежит разрушению, и все, как Базаровы, готовы разрушать и понятия не имеют, что и как надо на развалинах строить и кто этим займётся. Одни кооперативы плодятся как грибы: половину первого этажа уже оттяпали… (Институт Александра Дмитриевича был расположен в центре города, ещё более оживлённом месте, чем владения Николая Капитоновича, и, что у последнего было в проектах, в НИПИГазе уже шло полным ходом.) А ты какую куртку Филиппу собираешься покупать? У нас в одной бывшей лаборатории строчат что-то кожаное с заклёпками…