— Пациентку привезли к нам в клинику изначально в тяжелом состоянии, — повторяю истину, которую пыталась объяснить мужчине еще неделю назад. — Ребенок уже был мертв. Я не могла его спасти.
Глаза начинает жечь, горло сводит.
Стоит мне только закрыть глаза, я вижу лицо только что пришедшей в себя, еще бледной и обессиленной женщины. Она с такой надеждой смотрела на меня, а мне пришлось сообщить, что ребенок не выжил. После чего, пока женщина плакала у меня на груди, я обнимала ее, зная, что она никогда не сможет полностью оправиться от этой травмы. Ненавижу эту часть своей работы!
— Еще утром с ним было все в порядке. Это ты его убила, — рычит мужчина и делает шаг ко мне. Отступаю.
— Достаточно! — грохочет главный врач, ручка, сжатая в его кулаке, трещит громче. — Михаил Алексеевич, я принял вашу жалобу. Мы обязательно проведем по ней проверку, но прошу вас вести себя сдержаннее. Вина Елены Васильевны еще не доказана.
Глаза мужчины сильнее сужаются.
— Не доказана? — он медленно поворачивает голову к Олегу Александровичу. — Не доказана, значит, — молчит мгновение. — Да, вы все здесь повязаны! Как я сразу не догадался? — неверяще качает головой. — Ну, нечего. Ничего. Я уничтожу вас всех! Мне несложно, — хмыкает. — Ее, — указывает пальцем на меня, — посажу. А вашу клинику разнесу к чертям собачьим!
— Михаил Алексеевич, успокойтесь, пожалуйста. Иначе, буду вынужден попросить вас удалиться, — главный врач, кремень, даже бровью не ведет, слыша угрозы, когда у меня заледеневает все внутри. Если у этого мужчины получится меня уничтожить, в чем почему-то не приходится сомневаться, мой малыш останется совсем один.
— Не нужно просить, — хмыкает Михаил Алексеевич. — Я сам уйду. А вы знайте, что я все так не оставлю! — резко разворачивается, выходит из кабинета и хлопает дверью с такой силой, что со стен начинает сыпаться штукатурка.
Стоит мужчины уйти, самообладание начинает покидать меня. Колени подкашиваются. Чтобы не оказаться на полу, я на негнущихся ногах огибаю кресло и плюхаюсь в него.
— Расскажи подробнее, что произошло, — Олег Александрович тоже садится, кладет каким-то чудом несломанную ручку на стол, ставит локти рядом с ней и переплетает пальцы.
Я же просто перестаю чувствовать свое тело. Его заполняет страх. Тяжелый, липкий, занимающий свое законное место.
— Нечего рассказывать, — тру лицо, на котором нет ни грамма косметики. — Я сама не поняла, что произошло. Пациентка поступила без сознания. Жизненные показатели были почти на нуле. Пришлось делать экстренное кесарево. Ребенок оказался мертв, — я прокручивала ситуацию в голове сотни раз, но легче не становится.
Как представлю, что на месте несчастного малыша мог быть Сашенька… Нет! Не мог! Нужно выбросить эти мысли из головы!
— Ты точно не могла ошибиться? — главный врач смотрит пристально, будто пытается найти признаки лжи на моем лице. Но их там нет и не может быть.
— Олег Александрович, я не ошиблась, — говорю твердо, глядя седовласому главному врачу в глаза.
— Ладно, — он откидывается в кресле. — Буду разбираться. А ты пока не высовывайся, мало ли. Возьми отпуск. Точно, отпуск. Сходи в отпуск.
Открываю рот, чтобы возразить, но Олег Александрович поднимает руку.
— Не спорь. Побудешь с сыном, а я пока со всем разберусь. Вернешься, когда пройдет буря, — главный врач переводит взгляд на окно.
— Олег Александрович, — ненавижу казаться слабой, но не могу не озвучить свой главный страх, который начал оживать, — я не могу потерять эту работу.
— Я знаю, — главный врач вздыхает. — Но у тебя есть проблема посерьезнее. Если хочешь совет — найди адвоката. Хорошего. С его, — бросает взгляд на закрытую дверь, — связями, я охотно поверю, что он сделает все возможное, чтобы уничтожить тебя. Всех.
— Адвоката? — бормочу больше для себя.
Во всем городе я знаю только одного человека, к которому могу обратиться за помощью.