— Первая любовь, она такая! — шепчет он, и его теплое дыхание щекочет мне шею — Непроходимая. Как хроническая болезнь.
Он прижимает меня к себе еще крепче.
— Я люблю тебя, Зайцева! И до сих пор не верю, что ты настоящая, здесь, со мной. Может быть, ты — еще один сон из тех, что мне о тебе снятся так часто.
Потом мы опять целуемся, долго, нежно, страстно… и засыпаем уже утром, обессиленные и абсолютно счастливые.
Просыпаюсь от тихого шороха. Мишка на цыпочках одевается, стараясь меня не разбудить. Приоткрываю глаза и провожаю его взглядом. Привычка, выработанная годами — провожать и встречать своего мужчину. Но, на этот раз, это не обременительная обязанность, а приятный, теплый ритуал. Он уходит, а я остаюсь в его квартире, в его запахе, в его тепле, и улыбаюсь в подушку.
Потом во мне просыпается хозяйка. Встаю, осматриваю его холостяцкую берлогу и принимаюсь за дело.
У него довольно чисто, и порядок — так, как его понимают мужчины.
Убираюсь, протираю пыль, которая, кажется, лежит здесь со времен нашего выпускного… Сдираю с окна шторы и закидываю их в стиралку. И параллельно готовлю — я умею делать несколько дел одновременно. Наваристый борщ, котлеты, пусть и замороженные, которые я нашла в недрах морозилки. И макароны. Я помню со школы, как отчаянно Кисель любил макароны «по-флотски». А из котлет можно соорудить «по-флотски»
Навожу порядок на столе, старясь ничего никуда не убирать. Знаю, как мужчины сердятся, когда не могут найти какую-нибудь важную безделушку. А они не найдут, если ее передвинули хоть на сантиметр.
Медицинские журналы, книга модного «мужского» писателя, пишущего о тяготах рефлексирующих суперменов и о хищных женщинах… И… Мужские журналы. В прямом смысле мужские, с полуголыми и голыми красотками…
Мне становится неловко. Мишка, наверное, не хотел бы, чтобы так рьяно рылись в его жизни. Быстро складываю все обратно, как было. Я ничего на столе не трогала, и не видела!
Мы созваниваемся. Он набирает меня каждую свободную минуту — из машины, с совещания, из курилки. Я хочу сделать ему сюрприз, поэтому вру, что лежу на диване, смотрю сериал и отдыхаю. А сама, в это время, оттираю до блеска плиту. И при каждом звонке, перед тем как положить трубку, он повторяет горячим шепотом: «Люблю тебя, Катька!».
И эти слова отдаются во мне сладкой музыкой.
Мне нравится убираться в его квартире. Для него. И готовить для него мне тоже нравится. Это не обязанность. Это желание.
Днем мне звонит Яна. Подтверждает, что у Ромы все хорошо, динамика положительная, и возможно, его скоро выпишут. Спрашивает, как я.
— Все отлично! — отвечаю бодро, и тут же добавляю — Только не напоминай, пожалуйста!
Яна понимающе молчит, а потом выдает:
— Слушай, мам, а поезжай-ка ты отдыхать на море. Прямо сейчас. И заведи себе там любовника. Оторвись по полной. Тебе надо!
Мы с Яной как подруги, и можем обсуждать такие вещи. Однако про то, что у меня уже есть мужчина, про Киселева, я даже ей не рассказываю. Я не знаю, кто он мне и как надолго все это. Не знаю, люблю ли я его, или это просто временная страсть, голодный порыв моего отвыкшего от ласки тела. Да и сглазить боюсь. И уж тем более не говорю, что у меня нет денег на поездку к морю. Просто отмахиваюсь:
— Вот когда вы вернетесь, тогда и подумаю об этом.
— Что толку сидеть в городе и ждать? — не унимается Яна — Мы только по телефону общаемся. И может туда звонить, где ты будешь. Ты заслужила отдых. Особенно любовника!
Дочка увлекается психологией и знает, о чем говорит.
Разговор прерывается щелчком замка в прихожей. Мишка. Пришел раньше.
Заходит в комнату, и замирает. Он офигевает от начищенной до блеска квартиры, от запахов еды, от чистых, еще влажных штор на окне. Видно, что он и рад, и ему ужасно неловко.
— Кать, ну что ты… Я бы мог клининг заказать, если тебе тут грязно! — говорит он, подходя ко мне.
— Не грязно! — обижаюсь я — Просто люблю убираться.
Он смотрит на меня с искренним удивлением, как на инопланетянку.
— Убираться любишь?
— И готовить! — добавляю я с вызовом — Пойдем, будешь борщ пробовать.
— Борщ это круто! Обязательно попробую, но позже! — говорит Мишка хриплым голосом, притягивает меня к себе и утаскивает в комнату, на свежезастеленный диван.
Борщ он все же ест. Часа через два. Хвалит, снова офигевает, уже от его вкусноты, съедает две тарелки, а потом еще и макароны. А потом, сытый и довольный, откидывается на спинку стула и говорит: