Он выдыхает так, словно не дышал все это время. Его губы находят мои, и этот поцелуй не похож на все предыдущие. В нем нет дикой страсти, нет жадности. В нем — нежность, облегчение и торжественное обещание.
Еще какое-то время мы лежим обнявшись, и я чувствую, как внутри меня все встает на свои места. Как будто разрозненные кусочки пазла, наконец-то, сложились в цельную, правильную картину.
Вечером, пока Миша принимает душ, я решаю, что надо позвонить Яне. Посоветоваться с ней.
Руки слегка дрожат, когда набираю дочери номер. Она отвечает почти сразу, ее голос сонный и встревоженный.
— Мам? Все в порядке? Что-то случилось?
— Все в порядке, доченька! — я волнуюсь, голос срывается. — Яна… Помнишь, ты мне советовала… отдохнуть, оторваться?
— Ну, помню!
— В общем… Я, кажется, нашла… — выпаливаю я — По твоему совету… мужчину.
На том конце провода повисает тишина. Долгая, оглушительная. А потом — взрыв.
— Что⁈ Мама! Да ладно! Рассказывай! Кто он? Как? Где?
Я слышу в ее голосе неподдельную, искреннюю радость, и от этого на душе становится еще теплее. Я не вдаюсь в подробности, не называю имени. Говорю только, что он хороший. Очень хороший. И что я счастлива.
— Мам, я так за тебя рада! — кричит она в трубку — Ты не представляешь, как я рада! Ты заслужила!
— А еще он зовет меня замуж! — говорю я, словно бросаясь в омут.
— О! Круто! Ты согласилась?
— Нет! Обещала подумать!
— Мамуль, послушай! Это ты правильно, что «подумать». Нельзя сразу соглашаться. Но и не тяни! Если он действительно хороший — соглашайся! Только, чтобы мошенником не был! Он, случайно, не бедный студент?
— Он богатый доктор среднего возраста! — смеюсь я в ответ — Мой бывший одноклассник.
— Тогда соглашайся быстрее! — говорит дочка, желает мне сладких снов, и отключается.
С моих плеч падает последний, самый тяжелый камень. Моя дочь счастлива за меня.
Мишка выходит из ванной, и обнимает.
— Все хорошо? — спрашивает он.
— Да! — улыбаюсь, прижимаясь к его груди — Теперь все абсолютно хорошо. И знаешь, я уже подумала! Я согласна стать твоей женой!
Глава 20
Мы возвращаемся домой, но счастье не кончается. И лето не кончается. Из жаркого, соленого побережья мы приезжаем в такое же жаркое, залитое густым медом солнца городское лето. Воздух в городе, конечно, другой — пахнет не магнолиями, а раскаленным асфальтом и тополиным пухом, но от этого он не становится хуже. Он просто другой. Он — домашний.
Я выхожу на работу, и моя страховая компания больше не кажется мне постылой, душной клеткой. Наоборот, я с удивлением обнаруживаю, что она мне нравится. Мне нравятся мои коллеги, которые встречают меня сочувствующими вздохами и расспросами о здоровье. Мне нравятся мои обязанности, эта рутинная, но такая понятная работа с бумагами и цифрами, которая приводит мысли в порядок. Мне нравится даже мерный гул офисной техники и запах кофе из общей кофемашины.
Но, теперь я не засиживаюсь допоздна, чтобы оттянуть момент возвращения в чужую квартиру. Я стараюсь слинять с работы пораньше, бросая на часы нетерпеливые взгляды, потому что знаю — меня ждут.
Мою машину наконец-то отремонтировали. Счет оказался внушительным. Миша оплатил его, не сказав мне ни слова, просто привез машину к подъезду и протянул ключи. Но я настояла, что беру у него эти деньги в долг, и даже написала ему расписку.
— Зайцева, ты с ума сошла? — возмущается он — Какие еще расписки?
— Никаких «каких»! Это важно! — твердо отвечаю я.
Мне действительно важно чувствовать, что я стою на своих ногах. Что я не приживалка, не обуза. Что я могу сама.
И наконец, наступает день, которого я ждала и боялась одновременно. Рома и Яна возвращаются. Встречаю их в аэропорту, и сердце колотится где-то в горле. Вот они выходят из зоны прилета. Яна катит чемодан, а рядом с ней… рядом с ней идет мой сын. Сам. Без костылей, без палки, не держась за сестру.
Он похудел, осунулся, на скулах проступают резкие тени, но в глазах его — жизнь. Не тот стеклянный, отрешенный взгляд, который я видела перед больницей, а живой, теплый, осмысленный.
Я бегу к ним. Мы обнимаемся все вместе, и долго так стоим, не в силах разомкнуть рук. Я плачу, смеюсь, целую их лица, глажу Ромкины волосы, которые успели немного отрасти.
И мне плевать на снующих мимо людей, на объявления по громкой связи. Весь мир сузился до этого маленького, теплого круга. Моя семья. Мои дети. Они здесь, они со мной.