Я не знала его имени, для меня он был просто «красавчиком со второго этажа». Высокий, темноволосый, с синими глазами, одетый в модную импортную куртку, и всегда сопровождаемый запахом дорогого одеколона. Парень из другого мира.
…В тот день я особенно устала. Контрольная по алгебре, две химии, а потом это ведро. Я заканчиваю мыть последний пролет, выжимаю тряпку, спина ноет. Собираюсь уже вылить грязную воду на улицу, как вдруг замечаю его.
На площадке первого этажа, прислонившись спиной к стене, сидит мужчина.
Первая мысль, злая и привычная, — пьяный. Ну вот, не хватало еще!
— Мужчина, с вами все в порядке? — хмуро интересуюсь.
Он медленно поднимает голову. Лицо бледное, на лбу испарина. Но глаза ясные, осмысленные, и алкоголем не пахнет. Одет прилично: дорогое драповое пальто, начищенные ботинки. Не похож на пьяницу.
— Не очень, деточка! — говорит он тихо, с одышкой — Сердце прихватило.
— «Скорую» вызвать? — пугаюсь я.
— Нет, нет, не надо скорую! — машет он рукой — Пройдет сейчас. Ты вот что, милая… помоги мне. Позови моего сына, Игоря! Квартира двадцать два, второй этаж. Скажи, отцу плохо.
Квартира двадцать два!
— Сейчас! — пищу, и, бросив ведро, лечу вверх по лестнице. Лечу и думаю: «Господи, ну почему именно сегодня я в этой жуткой шапке? И волосы не мытые!»
Перед заветной дверью останавливаюсь, пытаюсь отдышаться, судорожно разглаживаю старую куртку. Робко нажимаю на кнопку звонка.
Дверь открывает он. Игорь. В домашних трениках и футболке. Видимо, своим приходом я его разбудила — лицо заспанное, волосы взъерошены… Но, даже в таком виде он ослепительно красив. Смотрит на меня сверху вниз, и в его синих глазах сначала недоумение, а потом легкое раздражение. Узнал. Уборщицу.
— Тебе чего? — спрашивает резковато.
— Там… внизу… ваш отец! — лепечу я, краснея — Ему плохо.
Раздражение с его лица мгновенно исчезает. Он, ничего больше не спрашивая, проносится мимо меня, перепрыгивая через ступеньки. Плетусь за ним.
Мы помогаем его отцу подняться. Мужчина грузный, идет с трудом, опираясь на наши плечи, часто останавливается, чтобы перевести дух. Чувствую, как его рука тяжело лежит на моем плече, как он пахнет лекарствами и тревогой. Мне страшно и, в то же время, волнительно. Я — внутри события. Я помогаю им.
Квартира у них большая, с высоченными потолками. Пахнет пыльными книгами и старым паркетом. В гостиной — массивная полированная «стенка», набитая хрусталем, и толстые ковры на полу и на стене.
Мы укладывает мужчину на широкий диван, я помогаю Игорю стянуть с него ботинки, расстегнуть пальто. Наши руки на мгновение соприкасаются, и по моей коже бегут мурашки.
Игорь мимоходом бросает мне, что его мать в санатории, поэтому они с отцом сейчас вдвоем.
Мое сердце наполняется радостью и важностью — красавчик соизволил объяснить мне ситуацию. Как равной.
Игорь достает из аптечки какие-то таблетки, протягивает отцу стакан воды.
— Лекарство пил? — спрашивает он строго.
— Кончилось! — виновато отвечает мужчина — Я и пошел в аптеку.
— Почему сам? Меня разбудить не мог? — сердится Игорь.
Стою у порога, неловко переминаясь с ноги на ногу. Мне пора уходить, я здесь лишняя, но уйти, почему-то, не получается.
Теперь парень смотрит на меня.
— Так! — говорит он тоном командира — Я сейчас в аптеку, в круглосуточную, на Ленина. Поехали, я тебя отвезу до твоего дома. Где живешь?
— Да не надо, тут рядом, на соседней улице! Пешком дойду! — бормочу в ответ.
— Я сказал, поехали! — отрезает Игорь.
Спорить с ним бесполезно, и, честно говоря, не хочется.
Надевая в прихожей свою модную куртку, парень спрашивает, как меня зовут. Отвечаю:
— Катя!
— Меня Игорь! Ну что, Катя, погнали?
В подъезде, когда мы проходим мимо ведра с грязной водой, отворачиваюсь, и делаю вид, что не имею к этой лоханке никакого отношения. Не я это мою подъезды. Не я!
Во дворе стоит вишневая «девятка». Как в песне!
Сажусь на переднее сиденье. В салоне пахнет сигаретами и мужским парфюмом.
Сначала мы едем в аптеку, на другой конец города, хотя до моего дома несколько шагов. Почему так — не спрашиваю. Я и рада — не хочется расставаться с Игорем.
По дороге, и туда, и обратно, мы разговариваем. Больше говорит он.
— Мой отец — Тропинин Павел Петрович! — сообщает, глядя прямо на дорогу. Произносит это так, будто называет пароль, который должен открыть все двери — Бывший секретарь горкома партии. Слышала, наверное?
Имя мне ни о чем не говорит. Девяностые на дворе, какие секретари, какие горкомы? Но делаю умное лицо, и понимающе киваю.