Хочется схватить их в объятия, зацеловать. Рядом с ними так легко и хорошо становится. Все невзгоды улетают.
– Вы что тут делаете? – узнаю голос матери. – Кыш отсюда. Ваша мама спит, ей отдохнуть надо.
– Мы не мешаем, – звонко отвечает Алиса, пытаясь шептать. – Мы… Хм… Поддерживаем!
– Тихо поддерживаем, – добавляет Соня. – Мы лечим маму.
– Так, ну-ка. На выход все.
Я прекращаю притворяться спящей, пока не прогнали мои лечебные солнца. Сажусь, вызывая восторг у детей.
– Видишь, ба! Мы вылечили сразу! – Соня виснет на моей шее. Прижимается щекой к моей. – Правда, мамочка?
– Конечно, мои хорошие.
Я притягиваю к себе Алису, помогая ей забраться на мои колени. Мама с волнением смотрит на меня, но я заверяю, что со мной всё хорошо.
– Напугала ты нас, – охает она. – Разве у тебя такое было раньше? Ты не говорила.
– Так – не было, – я качаю головой.
– Обследоваться надо, Поль. Провериться. Мало ли… Нельзя со здоровьем шутить.
– Почему? – заинтересовано хлопает ресницами Соня. – Шутки это весело и хорошо!
Оставляю маму разбираться, а сама сбегаю в душ. Смываю с себя остатки болезни ледяной водой. Бодрость бьёт по коже тяжёлыми каплями.
Я переодеваюсь в домашнюю одежду, которую оставляла у родителей. Разбираться сумки нет желания.
А ещё нужно ехать домой, забирать другие вещи, с мужем разбираться…
Так, нет!
Сначала я прихожу в себя, после составляю план, как лучше действовать. А после просто следую ему.
Повалялась. Поболела. Пора возвращаться в строй.
– В порядке? – отец притягивает меня к себе, стоит войти на кухню. – Оклемалась?
– Немного, – я улыбаюсь. – Как вы тут? Малышки не очень переживали? Я провалялась…
– Полтора дня, да. Ничего, нормально. Они же тоже болеют. А ты их сочувствующими воспитываешь. Поняли всё.
– Хорошо. А…
– Приезжал твой.
Отец отвечает, хотя я даже не успеваю сформулировать вопрос. Кривится. Мгновенно разлюбил «любимого зятя», когда всё всплыло.
И эта реакция служит лучшей поддержкой. Когда я вижу, что рядом со мной всё ещё есть верны и близкие люди.
– Пошли-ка, – отец кивает на веранду. – Нечего малым уши греть.
А малышки как раз на кухню забегают. Окружают бабушку, которая им обещала нажарить блинчиков.
Натягиваю отцовскую старую куртку, выхожу на свежий воздух. Папа самокрутку поджигает, я рассматриваю сад.
Он начинает расцветать после зимы, к жизни возвращается. И я вернусь, даже если сейчас чувствую себя засохшей.
– Пороги обивал, – продолжает папа. – Требовал пустить, увидеть тебя или детей. Я не пустил. С детьми только по твоему разрешению пусть видится.
– Спасибо, – я устало улыбаюсь. – Ты правильно сделал. Лучше потом уже, когда мы с ним всё обсудим.
– Жалею, что не занял соседа ружьё. Он тут своего бывшего зятя красиво гонял. А сама что думаешь делать? Или обсудить и…
– Развод, конечно. Я… – вспоминаю день недели. – Сегодня консультации поищу, а с понедельника уже заявление подавать буду. Но нужно с Витей встретиться.
– И зачем?
– Мирный развод лучше и быстрее войны.
– Верно. Умная ты у меня девочка, Поль. Чем сможем, тем поддержим. Ты знаешь. Живите пока тут. Под присмотром лучше, да?
– Наверное. Но я найду на выходных жильё. Не хочу вас стеснять.
– Глупостей не говори.
– Нет, пап. Ты только не обижайся, но это… Как перевалочный пункт. Прийти в себя, встать на ноги. А если я надолго останусь… То буду дальше в разбитом состоянии. С напоминанием, что всё плохо.
Папа понимающе улыбается. Выбрасывает окурок в банку, уходит. А я остаюсь, чтобы позвонить на работу.
Там всё налажено, моё постоянно присутствие не нужно. Но всё равно хочется проверить, что ничего не случилось. Я обычно держу руку на пульсе и всегда на связи.
– Здравствуйте, Полина Захаровна, – бодро отвечает администратор.