А Витя…
Видимо, всё же решил немного подставить меня.
– Нет, не открываемся.
В спину летит уверенный голос мужа. Я разворачиваюсь, мы сталкиваемся взглядами.
Витя выглядит… Как обычно. Я не знаю, чего я ждала. Синяков под глазами, явного раскаяния? Хоть какого-то доказательства, что мужу паршиво.
Мы ведь восемь лет вместе. Всё разрушено. По его вине, с тонной лжи на плечах… Но он ведь сожалеет?
Но нет. Витя выглядит как всегда. Деловой костюм, рубашка идеально выглаженная. Мной, между прочим.
Тёмные волосы слегка уложены гелем, борода – идеально подстрижена.
Он такой, каким я привыкла его видеть. Каждое утро целовать в щеку, поправляя галстук. С притворным ворчанием колоться о мягкую щетину.
Он всё такой же. Родной и одновременно чужой. Сердце делает кувырок, падает, отбивая диким пульсом где-то в животе.
– Нельзя сейчас открываться, – спокойно, но решительно чеканит муж. – Подожди час. Пойдём, обсудим.
Я не хочу подчиняться, но киваю. Вздёргиваю подбородок, уводя Витю в свой небольшой кабинет.
Я не хочу устраивать разборок на глазах у персонала. И мне нужны ответы. Поэтому поговорить наедине – лучший вариант.
– Я отозвала твою доверенность, – заявляю я с порога. Усаживаюсь в своё кресло. – Ты не можешь что-то больше решать.
– Это глупо, Поль, – муж вздыхает. – Пока ты болела, я тут разбирался. Мало ли что ещё произойдёт…
– Я найду кому поручить. Кому-то, кому я доверяю.
– А мне уже нет? Ясно.
– Ты мне врал восемь лет! Сына скрывал. Закрыл мою кондитерскую. И…
– У тебя проблемы с пожарной сигнализацией. Я сделал проверку на всякий случай. После того как тут СЭС-ники погуляли. И там проблемы. Надо заменить. Сейчас всё привезут, сделают, и можно открываться.
Я сжимаю зубы, пока эмаль не начинает трещать. Я не хочу признавать правоту мужа, но… Мысленно приходится.
Если где-то есть проблемы, то их лучше устранить до того, как придёт новая проверка. Вряд ли пожарная инспекция караулит у двери, но перестраховка не помешает.
– Проверки редко просто так, – отмахивается Витя. – Ты это знаешь. Напротив тебя открывается кондитерская известной сети. Конкурент им ни к чему.
– И ты предположил, что они будут давить?
– Допустил такую мысль. Лучше перестраховаться, Поль. Я знаю, как сильно ты любишь своё дело. И не хотелось бы, чтобы ты его потеряла. Чтобы ты не думала, я беспокоюсь о тебе.
Я не сдерживаю горькой усмешкой. Если бы Витя действительно беспокоился, то мы бы не оказались в такой ситуации.
Не изменил. Не врал бы. Не привёл своего сына на мой праздник, нашёл другой подход.
– И я тебе говорил, – продолжает муж давить своим голосом. – Что я не скрывал сына, я о нём не знал. Измена… Да, эта ложь была. Но иначе бы я потерял тебя. А этого я не хотел.
– Не знал? – нервно смеюсь. – Правда? Твой лучший друг тебе не рассказал, что его сестра родила твою копию?
– Ты… – от неожиданности муж запинается. Явно начинает нервничать. – Ты об этом знаешь?
– Ну что ты, дорогой. Я же клуша жена, что я могу знать?
Я язвлю. Колкими словами пытаюсь прикрыть то, как мне больно. Каждая фраза – частичку от души отрывает.
Любой взгляд Вити – меня лезвием царапает. Мне физически больно находиться рядом с ним. Словно под жесточайшими пытками нахожусь.
– Не передёргивай, – вздыхает муж. – Я никогда так тебя не называл. И не относился.
– Да? – все силы уходят на ядовитую усмешку. – А как ты отнёсся? Ты даже сюда притащил своего сына! В мою кондитерскую. Чтобы все увидели сходство, да? Окончательно добить меня решил.
– Никто ничего не увидит. Я попросил Назара не называть меня отцом при всех. Он смышлёный мальчик, согласился.
На губах мужа появляется мимолётная улыбка, наполненная теплом и гордостью. За его, черт возьми, ребёнка. И меня от этого штормить начинает. Колотит, выворачивает.