Они изрядно удалились от фургонов и всего в сотне шагов увидели штандарт вражеского полководца. Тот стягивал остатки своего разбитого центра. Красный Рыцарь огляделся по сторонам, но сэр Йоханнес уже гнал победителей обратно на свои позиции, бросая мертвых и раненых вперемешку с неприятельскими.
Капитан кое-как встал, подобрал брошенное копье и, превратив его в костыль, захромал туда же. Оглянувшись, увидел, что вражеские рыцари пошли в атаку на его обнаженный правый фланг.
А Гармодий возобновил ворожбу, и Красный Рыцарь чуть не ослеп от пульсирующей головной боли.
Андроник, видя, что его атака захлебнулась, уподобился фермеру, для которого ненастье – дело знакомое. Понурив голову, он продолжил собирать своих воинов. Справа ему был виден сын, обходивший фургоны по широкой дуге. Слева пошли в наступление его собственные наемники.
Но сын чересчур удалялся. Его истриканцы, которые, должно быть, убоялись стрел, отъехали почти на пол-лиги по высокой траве и только начали делать крюк, обходя врага с фланга.
– Держитесь, друзья мои! – проревел Андроник. – Держитесь! Нас еще не сломили!
Он поискал глазами магистра, но тот остался в сотнях шагов с его страдиотами. «Да сделай же что-нибудь!» – взмолился мысленно Андроник.
В эфирных пределах вечерними светляками носились сгустки энергии. И гасли. Аэскепилес пропустил один удар по драгоценной герцогской пехоте, но он не мог быть всюду, а отводить атаку издалека намного труднее, чем вблизи.
Противник был ловок, коварен, и после многих неудачных попыток врезать ему Аэскепилесу пришлось признать, что он имеет дело с равным себе. Он подготовил многоуровневую атаку, бормоча успокаивающее заклинание и одновременно используя одно из колец на левой руке для удара, как он надеялся, решающего.
И в этот миг между запуском и действием второй неприятельский маг нарисовался опять. Он наложил какое-то сложное заклятие – Аэскепилес не сумел его прочесть, но могущество чародея вынудило его снова изменить тактику.
Самозащита неизменно была для него главным. Аэскепилес поднял слоистый щит и рассеял, обесточил свои же мудреные наступательные чары.
Острием клина был Плохиш Том; позади него поспешно построились почти шестьдесят рыцарей и ратников: двое во втором ряду, трое – в третьем и так далее. Том ухмыльнулся при виде того, как вражеские рыцари опустили копья и двинулись вперед сначала рысцой, а затем легким галопом.
– Уже больше похоже на дело, – сказал он и пришпорил коня.
Клин выдвинулся из-за смешения фургонов, где Мэг старалась навести порядок в толчее лошадей и волов. Плохиш Том повернул на восток, навстречу атакующим рыцарям. Земля задрожала.
Вражеским рыцарям пришлось круто развернуться перед лицом этой нежданной опасности, и их рыхлый строй начал распадаться.
Правофланговые лучники дали по врагу несколько залпов, и тяжелые стрелы, прорвавшись сквозь строй, вонзились в незащищенные конские крупы. Тогда Том опустил копье, пригнул голову, и мир для него сузился до копейного острия и человека в красном и золотом, которого он назначил мишенью. Он взревел, когда копье сразило противника, а конь рухнул на сторону; Том выдернул копье, запутавшееся в кишках, и выхватил боевой топор, уклоняясь от нацеленной пики. Топор ударил, затем взлетел, прикрывая его от очередного древка, и вот уже Том углубился в гущу противников, оказавшись вне досягаемости копий. Топор врубился в толпу, а боевой клич, раздавшийся из-под лицевой пластины, сгустился до осязаемости. Привстав в стременах, Том огорошил рыцаря сокрушительным ударом сверху, от которого шлем раскололся по швам, а мозги брызнули, как сок из спелой дыни. Том ликующе заревел, и его безумный хохот слился со звонким боевым кличем. Позади лучшие соратники из его войска сокрушили неприятельский центр, проделав в нем брешь такую же широкую, как и наступающий клин, а потом клин раскрылся стальным бутоном, и вражеские рыцари, зажатые между стеной из фургонов и сумасшедшим воином с топором, сочли лучшей доблестью отступление.
Мэг, стоявшая на фургоне, следила за неприятельской атакой. Единым заклятием она попыталась подчинить своей воле всех лошадей, но потеряла нить, а потом узрела спасение, ибо конный резерв ее однополчан бросился на превосходящие силы противника. Земля затряслась. Возничие попрятались под фургоны, а лошади стали пятиться, лягаться и кусать друг дружку; фургон перевернулся, вызвав панику с обеих сторон, а где-то закричал мальчишка.
Откуда-то из эфира знакомый голос велел ей канализировать энергию, и она подчинилась еще до того, как сообразила: но ведь Гармодий мертв!