Хелевайз простояла в нерешительности достаточно долго, чтобы осознать чужое присутствие, а через миг его руки обвили ее талию.
– Всегда и ходи так одетой, – выдохнул он ей в ухо.
– Джон Крейфорд, если я хоть немного учую, что от тебя несет великаном… – пробормотала она. Он попытался поцеловать ее, и она пригнула голову, выскользнула из его рук, но поймала за кисть и потянула во двор. – Где твой оруженосец?
– В сторожке, – прошептал он. – Овин я оставил за собой.
Она обняла его за шею.
– Тяжко пришлось?
– Уже лучше, – сказал он, поднял ее и отнес в овин.
Отец Арно сидел в зале и прикладывался к кубку. У него тряслись руки. Сестра Амиция вошла и присела рядом.
– Могу я чем-нибудь помочь?
Он улыбнулся, встал и отвесил поклон.
– Вы и есть знаменитая монахиня Диких? Мне не говорили, что вы так хороши собой.
– Вы правда священник? – осведомилась она, но ухмыльнулась, и он невольно ответил тем же.
Выпил еще вина и сказал:
– Я неплохо убиваю чудовищ. Прошу прощения, сестрица, но у меня кризис веры. – Он повернул к ней голову: – Но с какой стати я в этом признался?
Она пожала плечами.
– Я постоянно слышу подобное. Наверное, со мной легко разговаривать – я смазливая, и все такое. – Сев напротив, она взяла грязный кубок и налила вина. – Впрочем, и у меня постоянно случаются кризисы веры, так что ничем не могу помочь.
Отец Арно откинулся на спинку.
– Возможно, я буду прав, если скажу, что коль скоро кризисов веры у вас было много, то и разрешались они нередко, а потому вы станете мне лучшим поводырем.
Он отвернулся.
– В чем же дело? – спросила она.
– Я не умею исцелять. Не мог никогда, потому что…
Они немного посидели молча, он расплакался, и она сочла за лучшее не вмешиваться. Чуть позже она прочла молитву и протянула ему свой простенький носовой платок.
Отец Арно промокнул глаза.
– Простите, – буркнул он. – Не хочу показаться тряпкой. Просто очень устал от неудач.
Она выжидающе смотрела на него и слушала.
Но он удивил ее кривой улыбкой:
– А вы, сестрица? Почему вы поколебались в вере?
У нее не было желания ни дискутировать, ни исповедаться; она знала свой грех, и разговоры о нем грозили только подорвать ее чувство защищенности.
С другой стороны, он ей доверился.
– Я влюблена, – сказала она и содрогнулась от одного слова, как будто дотронулась до священной реликвии.
Его улыбка обозначилась яснее.
– А, любовь! – произнес он, отпил еще вина, и руки у него снова затряслись.
Она не поняла, сказал ли он это с горечью.
– Вас кто-нибудь спрашивал, не вы ли убили великанов? – поинтересовалась она.
– О да. Оба мертвы. Две Божьи твари – невинные, как младенцы, и мы убили обеих.
Его глаза на секунду опустели и ожесточились. Затем смягчились, и отец Арно дернул краем рта в своеобразном тике.
– Тьфу, я слишком болтлив. Снимешь с себя обет молчания – и знай балаболишь.
Она встала и потянулась.
– Вы мне не кажетесь особо разговорчивым, господин пастырь. Зато про себя я думаю, что слишком устала и больше не могу пить.
– Кто он? – осведомился отец Арно. – В кого вы влюблены?
Она мотнула головой.
– Это не важно. Его тут нет, и я не могу согрешить. – Она осталась премного горда непринужденностью своего тона.
– Я тоже влюбился в одну даму, – сказал отец Арно. – Разрушил ее жизнь. Я был горделив и тщеславен, а наша любовь была Божьим даром. Даже сейчас я не уверен, что раскаиваюсь. – Он поболтал вином в кубке. – Разве не занятно, что Бог лишил меня власти исцелять, а моя могучая десница продолжает разить насмерть? Несмотря на мой грех?
С глухим стуком Амиция плюхнулась обратно на скамью.
– Покамест похоже, что вам интереснее быть романтическим героем из баллады трубадура, нежели хорошим человеком. И невзирая на это, господин пастырь, я уверяю вас, что только вы сами стоите между собой и способностью исцелять.
Какое-то время они сидели, сверля друг друга взглядом.
Он покачал головой и снова скривился.
– Иные случаи в нашей жизни и впрямь похожи на лучшие трубадурские баллады. Мы разве не за это их любим? И все же – все же! – ваши слова чем-то меня язвят и сердят, и это хорошо. Я уже думал, что мои незадачи с ворожбой исходят откуда-то изнутри, как некая амнезия. Но там ничего нет.