Краем глаза справа Красный Рыцарь засек чудовищную желто-белую вспышку.
Он тронул Тоби латной рукавицей, не доверяя своему оружию, и тот, крутанувшись, отбил последний выпад нового противника и отступил. Красный Рыцарь пригнулся и расставил ноги пошире. Затем он принялся рубить – ударами короткими и точными, словно кинжалом. Он перерубил древко упершегося в него копья, а следом – кисть нападавшего, подсечкой, как на рыбалке.
Затем, когда очередной искалеченный противник попятился, Красный Рыцарь шагнул вперед и размахнулся.
Копья были обрублены. Люди попадали вперед, лишившись поддержки оружия, которым припирали противников при сжиме.
Он ударил снова, как будто длинный, подобный мечу наконечник преобразился в огромный топор, как у великана-нордиканца.
Все, что оказалось на пути, было рассечено: доспехи, кожа, дерево и плоть.
Во вражеской фаланге образовалась брешь шириною в его замах.
Он еще раз шагнул вперед и рубанул сбоку, сметая пятерку съежившихся людей. Двое умерли.
Гиаварина засела глубоко в теле третьего. Красный Рыцарь потянул – и получил древком в спину. В отчаянии он рванул, и копье выскользнуло, как обычное оружие, блеснув на весеннем солнышке сине-красным.
Какими бы свойствами оно ни обладало, они израсходовались. А он на шесть шагов углубился в неприятельскую фалангу.
Удары посыпались на него градом, и очередной, сокрушительный, который обеими руками нанес обезумевший воин, орудовавший древком, как двуручным цепом, поверг Красного Рыцаря на колени.
Наседающие сомкнулись вокруг него.
Другой человек вырвал у него оружие – враги были всюду, впритык, но Красный Рыцарь выхватил свой новый кинжал.
А дальше началась рукопашная.
Даже при полной выкладке он оказался подвижнее и легче, чем противники в чешуйчатой броне по икры длиной. Они несли тяжелые щиты и длинные копья – кто-то их побросал, кто-то нет, – и он, когда его прижали, пришел в исступление, как с детства учил отцовский наставник. Схватив за руку человека, который лишил его копья, Красный Рыцарь раскрутил его, сломал ему плечо, пырнул под ухо в незащищенную шею. Сгреб следующего, впечатал в голое лицо стальной кулак, удержал за плечи и клювом забрала выбил ему зубы, а стальными саботонами переломал ступни и щиколотки. Удары сыпались на спину – на правое плечо, которое обнажилось в свалке, и два из них были так сильны, что сотрясли все тело, хотя пришлись на шлем. Перед глазами у Красного Рыцаря все поплыло.
Но руки и ноги продолжили сеять смерть. Он двинул копейщику в пах, и стальной носок саботона расплющил тестикулы, а Красный Рыцарь тем временем схватился за его копье – правая рука взвилась, и налокотник из закаленной стали сорвал с лица нос второму копьеносцу, который пытался повиснуть у Красного Рыцаря на спине.
Левая нога в чем-то застряла. Это угрожало равновесию, а Красный Рыцарь дрался с такой оравой, что высвободить ее было некогда.
Он с ужасающей ясностью понял, что падает. Устойчивость терялась постепенно. Он ударил кинжалом сверху в бронированную спину врага, и треугольный клинок прошил пластины, как шило – дратву.
Он попытался использовать кинжал как упор, чтобы удержаться на ногах.
Тут в левом колене что-то подалось.
«Проклятье. Что ж, я старался!» – подумал он и рухнул.
Наемная кавалерия смотрела, как на нее надвигается безумная орда. Пехота не может атаковать конницу, всем известно, что это верное самоубийство.
Она все равно наступала.
Командир – рыцарь-южанин из далекой Окситании – повел копьем.
– Дражайшие друзья! – сказал он выспренне. – Это отважные мужи и достойные противники. Раз они рвутся в бой… – Он улыбнулся. – Придется удовлетворить их желание!
Он опустил забрало и встряхнул головой, дабы убедиться, что огромный шлем сидит прочно. Направил копье.
– За Святого Иакова! – взревел он.
Не все наемники были окситанцами, и боевые кличи слились в полифонию. Рыцари опустили копья и медленно, с грохотом тронулись навстречу полоумным топорникам.
При столкновении показалось, будто взорвалась плоть. Топоры отсекли передние ноги боевым коням, а копья пронзили многослойную броню. В первом ряду погибло целое поколение нордиканцев – смерть в мгновение ока пожрала пятую их часть.