У него будет еще время понять, что его обманули.
И если мнимая надежда помогает ему шагать увереннее, то пускай надеется.
Грисео опережает его уже на самой вершине лестницы. Толкает дверь и тут же впихивает зевающему от скуки гвардейцу связку ключей.
— Чем так несет? — резко спрашивает тот, а потом переводит взгляд на старика и округляет глаза.
— Простите, мой юный друг, — искренне извиняется заключенный. — Боюсь, это от меня.
— Забирай эту падаль и уебывай давай, — рявкает гвардеец, резко проснувшись.
— Мне крайне неловко, что вам приходится все это вдыхать…
— Пойдем-пойдем, дед, — Грисео цепляет его под здоровую руку и буквально тащит за собой. Салютует гвардейцу, удаляясь: — Всего хорошего!
— И ты давай там не сдохни, друг! — отзывается гвардеец, и до Грисео доносится его кашель, а потом и скрип тяжелой двери.
— Право, так неловко, — продолжает бубнить старик. — Такой конфуз получился.
И впервые за все то время, что тот говорит, Грисео обращает внимание на то, как он говорит. Горожане так не разговаривают. И солдатская речь точно не пестрит такими словечками.
За ними остается какой-то странный след на полу. Грисео замечает это случайно, когда оборачивается, чтобы удостовериться, что они идут в правильном направлении и не пропустили поворот.
Что-то похожее на слизь и гной, но что именно — он не знает, потому что рассматривать и задаваться вопросами некогда.
— Передайте своему сослуживцу мои нижайшие извинения, — настаивает старик. — Надеюсь, больше мы не встретимся, и моя болезнь не потревожит его.
Интересно, кем раньше был этот измотанный болезнями и заключением старик? Впрочем, это никак не относится к тому, что на него возложено.
Грисео ведет его через коридоры замка, делая ставку на то, что они никого не встретят по пути, ведь все сейчас заняты приемом в тронном зале, но просчитывается. Хорошо знакомый голос принца доносится до него буквально за мгновение, как им предстоит повернуть. Тот с кем-то разговаривает, и Грисео резко останавливается, почти дергая старика на себя.
— В чем дело? — ошарашено спрашивает тот, а потом впереди мелькает фигура принца, и старик охает: — Король…
Он начинает вырываться, завязывается потасовка, Грисео пытается удержать его, но старик все рвется вперед.
— Король! — повторяет он громче, его голос звучит совершенно иначе — не таким забитым и престранным, как прежде. — Король!
Грисео понимает, что он несет какой-то вздор, но удаляющиеся от них шаги вдруг начинают звучать все громче и громче. Ему нужно заткнуть старика, просто заткнуть. Но тот извивается в его руках, что-то неприятно-склизкое шмякается Грисео на ладонь, а потом здоровая рука старика оказывается на рукояти кинжала.
Все происходит за секунду.
Вот они дерутся — а вот старик наконец замирает, а лезвие кинжала погружается ему в живот.
— Что здесь происходит? — раздается требовательный голос принца.
Грисео переводит взгляд на принца, замечает стоящего за его спиной Змея и старается вывернуть руку так, чтобы предплечье прикрывало рукоять клинка. Хорошо, что им разделяет почти половина коридора, да и остается надеяться на то, что приближенные королевы успели выпить и не станут тратить время и внимание на банальную потасовку.
— Ничего из того, что требует вашего внимания, ваше высочество, — произносит он. Во рту пересыхает, старик стонет, что-то беззвучно пытается произнести, но силы медленно покидают его. С его покрытой язвами и опарышами руки что-то сначала падает, а потом стекает на каменный пол, но Грисео городит первое, что придет в голову, не обращая на подобные мелочи внимание: — Пытаюсь вывести пьяного слугу из замка, чтобы он не попался на глаза ее величеству.
— А чем здесь так воняет?
— Так обоссался, ваше высочество, — усмехается Грисео.
Виренс презрительно морщится и отворачивается, но почему-то не торопится уходить. Давай же, вспомни, куда шел, мысленно умоляет его Грисео. Просто сдвинься с места.
Встретившись взглядом со Змеем, он понимает, что тот ему не верит. Иноземный советник королевы вряд ли так доверчив и брезглив, как молодой и высокомерный принц. На лице Змея появляется ухмылка, а потом он говорит: